Утром после этого визита мне приснился следующий сон, который интересен также и своей формой. Он состоял из двух мыслей и двух образов, причем мысль и образ сменяли друг друга. Но я приведу здесь лишь первую половину сновидения, поскольку другая ничего общего не имеет с той целью, которой должно служить сообщение об этом сне.

I. Приятель Р. – мой дядя. Я испытываю к нему большую нежность.

II. Я вижу, что его лицо несколько изменилось. Оно словно вытянулось; особенно выделяется обрамляющая его рыжая борода.

Затем последовали две другие части – снова мысль и образ, которые я пропущу.

Толкование этого сна происходило следующим образом.

Когда утром мне вспомнилось это сновидение, я рассмеялся и сказал: «Этот сон – полная бессмыслица!» Но я никак не мог от него отделаться, и он весь день преследовал меня, пока наконец вечером я не упрекнул себя: «Если кто-нибудь из твоих пациентов сказал бы про свое сновидение, что это полная бессмыслица, то наверное ты бы сделал ему замечание и предположил, что за сном скрывается какая-нибудь неприятная история, которую он отказывается принимать к сведению. Ты поступаешь точно так же; твое мнение, будто этот сон – полная бессмыслица, означает лишь твое внутреннее сопротивление толкованию сновидения. Не удерживай себя от этого». Таким образом, я приступил к толкованию.

«Р. – мой дядя». Что это может значить? Ведь у меня был всего один только дядя, дядя Йозеф[104]. С ним, однако, случилась печальная история. Однажды – с тех прошло уже больше тридцати лет – он, поддавшись корыстолюбивым намерениям, совершил поступок, который сурово карается законом, а затем также понес наказание. Мой отец, который тогда за несколько дней поседел от горя, имел обыкновение всегда говорить, что дядя Йозеф никогда не был плохим человеком, но, наверное, был дураком; так он выразился.

Если, таким образом, приятель Р. – мой дядя Йозеф, то тем самым я хочу, наверное, сказать: «Р. – дурак». Маловероятно и очень неприятно! Но тут я вспоминаю лицо, виденное мной во сне, вытянутое, с рыжей бородой. У моего дяди действительно такое лицо, вытянутое, обрамленное красивой светлой бородой. Мой приятель Р. был темным брюнетом, но когда брюнеты начинают седеть, они расплачиваются за великолепие своей молодости. Их черная борода постоянно претерпевает неприятную метаморфозу; сначала она становится рыжей, затем желтовато-коричневой и, наконец, седой. На этой стадии находится теперь борода моего приятеля Р.; впрочем, и моя тоже, как, к своему неудовольствию, замечаю я. Лицо, увиденное мною во сне, является одновременно лицом моего приятеля Р. и моего дяди. Оно сродни смешанной фотографии Гальтона, который, чтобы выявить семейные сходства, фотографировал несколько лиц на одну и ту же пластину (Galton, 1907, 6 etc. и 221 etc.). Таким образом, не может быть никаких сомнений в том, что я действительно думаю: мой приятель Р. – дурак, как мой дядя Йозеф.

Пока еще я не догадываюсь, с какой целью я установил эту связь, против которой вынужден постоянно защищаться. Она все же не очень глубокая, поскольку мой дядя был преступником, а мой приятель Р. имеет безукоризненную репутацию. Правда, однажды его оштрафовали за то, что он сбил велосипедом школьника. Неужели я имею в виду этот проступок? Но тогда над этим сопоставлением можно было только посмеяться. Но тут мне вдруг вспоминается другой разговор, причем на эту же тему, который у меня состоялся несколько дней назад с другим моим коллегой Н. Я встретил Н. на улице; его тоже предложили сделать профессором. Он знал об оказанной мне чести и поздравил меня. Я решительно отклонил его поздравления. «Именно вам не следовало бы шутить, поскольку вы по своему опыту знаете цену таких предложений». Он ответил, по-видимому, не очень серьезно: «Этого нельзя знать. Против меня есть нечто особенное. Разве вы не знаете, что одна особа обвинила меня в правонарушении? Мне нет надобности вас уверять, что расследование было прекращено; это была попытка обыкновенного вымогательства, и мне потом еще пришлось прилагать все старания, чтобы избавить обвинительницу от наказания. Но наверное, в министерстве используют это дело против меня, чтобы не возводить меня в звание. Но ваша-то репутация безупречна». Вот предо мной и преступник, а вместе с тем истолкование и тенденция моего сновидения. Мой дядя Йозеф изображает собой двух коллег, не получивших звания профессора, – одного как дурака, другого – как преступника. Теперь я также знаю, зачем мне такое изображение нужно. Если в отсрочке присвоения звания моим приятелям Р. и Н. решающую роль сыграли конфессиональные соображения, то тогда и мое назначение поставлено под сомнение; если же в обоих случаях она объясняется другими причинами, которые меня не касаются, то надежды у меня остаются. Именно так и ведет себя мое сновидение; оно превращает одного из них, Р., в дурака, а другого, Н., – в преступника; я же ни тот ни другой; то, что есть у нас общего, упраздняется; я могу радоваться своему скорому назначению, и лично меня не касается неприятная информация, которую я узнал из рассказа Р. о высокопоставленном чиновнике.