Я начинаю понимать, почему я так ясно видел в сновидении формулу триметиламина. В этом одном слове соединяется очень много важных моментов: триметиламин – это намек не только на огромное значение сексуальности, но и на одного человека, о чьей поддержке я с удовлетворением думаю, когда чувствую себя одиноким в своих взглядах. Неужели же этот друг, играющий в моей жизни столь важную роль, не будет присутствовать в мыслительной взаимосвязи сновидения? Напротив; он особый знаток воздействий, причиной которых являются патологические явления в носу и его придаточных полостях, и совершил в науке открытие необычайно удивительной взаимосвязи между носовой раковиной и женскими половыми органами. (Три сморщенных образования в горле Ирмы.) Я дал ему возможность исследовать Ирму на предмет того, не связаны ли ее боли в желудке, например, с заболеванием носа. Он сам, однако, страдает гноетечением из носа, что доставляет мне беспокойство, и, по-видимому, на это указывает пиемия, мысль о которой появляется у меня в связи с метастазами в сновидении[90].

Такие инъекции нельзя делать столь легкомысленно. Здесь упрек в легкомыслии бросается непосредственно другу Отто. Мне кажется, что нечто подобное я подумал в тот вечер, когда он словами и взглядом выразил, что он не на моей стороне. Мне подумалось: как легко он поддается влиянию; как он скоропалителен в своих суждениях. Кроме того, вышеупомянутое высказывание снова навевает воспоминание о покойном друге, который так быстро решился сделать себе инъекцию кокаина. Давая ему это средство, я, как уже отмечал, не имел в виду инъекции. Упрекая Отто в легкомысленном обращении с химическими веществами, я замечаю, что снова касаюсь истории с той несчастной Матильдой, в которой такой же упрек можно было бы сделать мне самому. Очевидно, я собираю здесь доказательства своей добросовестности, но вместе с тем и противоположного.

По всей вероятности, и шприц не был чист. Еще один упрек Отто, возникший, однако, по другим основаниям. Вчера я случайно встретил сына одной 82-летней дамы, которой мне ежедневно приходится делать две инъекции морфия. В настоящее время она живет в сельской местности, и я слышал, что она страдает воспалением вен. Я тотчас подумал о том, что все дело в инфильтрате, возникшем из-за грязного шприца. Я горжусь тем, что за два года ни разу не допустил инфильтрата; однако я всегда беспокоюсь, действительно ли шприц чистый. В этом отношении я добросовестен. От воспаления вен я снова перехожу к моей жене, которая во время беременности страдала тромбозом вен, и в моей памяти всплывают три аналогичные ситуации: моя жена, Ирма и покойная Матильда, идентичность которых, очевидно, дала мне право заменять друг другом во сне этих троих людей.

Итак, я закончил толкование сновидения[91]. Во время этой работы мне трудно было защищаться от всех тех идей, к которым подводило меня сравнение содержания сновидений со скрывавшимися за ними мыслями. Благодаря этому мне открывался и «смысл» сновидения. Я отмечал свои намерения, которые реализуются через сновидение и, видимо, являлись его мотивами. Сновидение исполняет определенные желания, возникшие у меня из-за событий предыдущего вечера (сообщение Отто, написание истории болезни). Вывод из сновидения заключается в том, что я не повинен в сохраняющемся недуге Ирмы и что виноват в этом Отто. Отто рассердил меня своим замечанием о неполном излечении Ирмы. Сновидение отомстило ему за меня, обернув упрек против него самого. Сновидение освобождает меня от ответственности за самочувствие Ирмы, сведя его к другим моментам (сразу целому ряду обоснований). Оно изображает положение вещей именно так, как мне бы того хотелось;