Мы оседлали велосипеды и помчались в деревню Пеньки проведать старых друзей. И вот тут-то состоялась наша встреча с человеком, который невольно вовлек нас в «страшные и опасные приключения».

Пеньки несколько лет назад вполне оправдывали свое название. Деревня здорово опустела, от многих домов одни пеньки остались. А потом она начала снова обживаться. Появились дачники, которые отремонтировали старые дома или построили новые дворцы; вернулись бывшие колхозники, потому что объявился фермер и ему понадобились рабочие – доярки, свинарки, птичницы, – и деревня понемногу ожила. Там даже магазин появился.

Эти Пеньки забрались на горушку, поэтому мы слезли с велосипедов и пошли дальше пешком.

– Это все равно лучше, – пыхтел Алешка, – чем посуду мыть.

– Поберегись, – сказал я, – по встречке велик вразнос идет.

Из Пеньков под горку лихо катил какой-то пацан.

– Ща, Дим, будет красиво, – обрадовался Алешка.

Дело в том, что в конце пригорка была вечная лужа. И местные пацаны любили, разогнавшись, перелетать ее на велосипедах. Обходить лужу было трудно, в ней увязали даже внедорожники, ее несколько раз засыпали грунтом, но она не сдавалась. Дядя Юра даже как-то вывалил в нее целую телегу щебня, но он в тот же день бесследно исчез. Будто ненасытная лужа поглотила его, не поперхнувшись. Правда, потом этот щебень оказался у одного дачника – в виде дорожки от калитки к крыльцу. «Чертова лужа» называли ее местные жители.

И вот этот пацан из Пеньков летел на полной скорости, чтобы ее перемахнуть. Мы посторонились. Но что-то не сработало на этот раз – наверное, переднее колесо в ямку попало или о бугорок споткнулось. Но получилось все равно красиво – пацан, перелетев через руль, смачно плюхнулся в лужу. Мы бросились ему на помощь.

– Здорово ты шлепнулся, – сказал Алешка. Мне даже показалось, что с завистью. – В самую грязь.

– Ничего, – бодро ответил тот, вставая. – Таньки грязи не боятся!

– Оно и видно, – хихикнул Алешка. – Ты крутой пацан.

И тут мы увидели, что это вовсе не пацан, а девчонка. С короткой стрижкой и в джинсах. Постарше Алешки, помладше меня; так, где-то посерединке. Про ее лицо трудно было что-то сказать – все заляпалось глинистой жижей. Видны были только озорные глаза и блестевшие в улыбке зубы. Точно, Таньки грязи не боятся.

– А вы кто такие? – спросила Танька, поднимая велосипед.

– Дети Шерлока Холмса, – представил нас Алешка.

– А! Знаю! Это вы тут прошлым летом с бандитами воевали?

– Мы с ними круглый год воюем! – сказал я.

– А их все не убавляется, – добавил с сожалением Алешка.

– Ладно, поехала на озеро. Мне надо привести себя в порядок.

– Нам тоже так кажется, – осмотрел ее Алешка с головы до ног. – Хочешь, мы за мылом съездим? Или поедем к нам под душ.

– К вам не надо, – сказала Танька, которая не боится грязи. – Ваша мама испугается.

– Нашу маму ничем не испугаешь. Она даже мышей и лягушек уже почти не боится.

– Приучили? – засмеялась Танька.

– Ага, воспитали.

– Нет, я все-таки на озеро.

– Мы тоже, – сказал Алешка. – Давненько мы там не бывали. Целый год.

На нашем любимом озере мы первым делом искупались, а потом Танька прополоскала джинсы и футболку и разложила их на горячем песочке.

Алешка внимательно оглядел ее и сказал снисходительно:

– А чистенькая ты вроде ничего. Даже немного симпатичная.

– Ты тоже вроде немного ничего, – не осталась в долгу Танька. – Только языкастый.

– Это мне свойственно, – согласился Алешка. – Язык мой – друг мой. Так папа говорит.

Тут он прав. Сколько раз Алешкин язык нас выручал – и в школе, и дома, и в труде, и в бою. Такое наплетет, что мало не покажется.