Дворфа облизала сухие губы. Я встала, наполнила стакан водой и, приподняв голову госпожи Деахинай, помогла напиться. Мы должны называть пациентов «госпожа», «господин»… Но сейчас передо мной на постели лежала просто юная девочка, растерянная и отчаявшаяся.

— Шло время, и постепенно я смирилась с выбором родителей. Хотя почти перестала петь и танцевать под сводами пещеры Хрустальных Голосов… И тут случилось нечто, перевернувшее мою жизнь.

По бледной щеке сползла одинокая слезинка, и дворфа сердито вытерла ее тыльной стороной ладони.

— Иногда в наш благословенный подземный город Загдур спускались купцы. Мой род Каменной Кирки славился изготовлением украшений, мы обменивали их на ткани, посуду, пряности… Отец впервые взял меня с собой на торги. И там я увидела его…

Госпожа Деахинай надолго замолчала, провалившись в воспоминания.

— Его? — осторожно переспросила я.

— Его звали Реми. Человеческий юноша. Сын купца. Наши отцы заключали сделки, обсуждали товар, а мы поглядывали друг на друга из-за их спин и улыбались. Он был таким ладным… Высоким, черноволосым, стройным. Глупо заглядываться на людей, я знаю. Реми успел шепнуть мне, чтобы я приходила ночью. Попросил показать ему подземные красоты… Украдкой намотал на пальцы мой локон и сказал, что мои волосы — словно солнечный свет, который можно потрогать. От этих слов у меня и сердце загорелось, будто солнце… Какая же я была дурочка, радовалась, точно дитя. Нафантазировала себе, что мы с Реми родственные души, нашедшие друг друга. Думала, что он спасет меня из заточения и от жениха… Я удрала из дома, когда все уснули.

Дворфа всхлипнула, впервые потеряв самообладание.

— Что же, я показала ему пещеры… И еще то, как умеют любить глупые юные дворфы с пламенным сердцем. А когда утром вернулась к становищу купцов, оказалось, что они уехали на рассвете.

Я кинула невольный взгляд в сторону колыбельки с чернобровым малышом. Так вот, значит, в кого у него черные бровки… Порвала бы на части этого Реми, если бы отыскала!

— Я долго скрывала свой позор, но когда скрывать стало невозможно, во всем призналась матери. Я надеялась, что в ее душе найдется немного жалости к дочери и будущему внуку, что она не выгонит меня на улицу с ребенком на руках, но… Собрался совет рода, который постановил, что мой проступок недостоин прощения. Мой бывший жених Далмаф Тхрелгул разломал над моей головой брачный венец, усыпанный кристаллами, — родители выращивали их со дня моего рождения. А после он плюнул мне на туфли. Отец вычеркнул мое имя из книги рода. После чего меня проводили к устью пещеры, дав с собой один хлеб на дорогу до города…

Я поймала себя на том, что сижу, зажимая рот рукой. Не хватало еще, чтобы ужас, отразившийся на лице, добавил дворфе переживаний. Я совладала с чувствами и ободряюще улыбнулась.

— Вы хорошо справлялись!

— Я бралась за любую работу. Мыла посуду, полы, помогала в огородах. Я сняла жилье и кое-как сводила концы с концами. Однако как только хозяева узнавали, что я жду ребенка, они выгоняли меня в тот же день. Я их не виню, никому не нужны сложности…

— Но вы держались…

— До вчерашнего дня. Я так радовалась, что нашла место горничной в хорошем доме. Не на полный день, на несколько часов. И все же я рассчитывала за месяц накопить достаточно денег, чтобы продержаться после родов, окрепнуть и снова найти работу. Однако хозяйка, узнав, что я забеременела вне брака, обозвала меня подстилкой и прогнала прочь. А когда я шла мимо окон, облила с ног до головы помоями… И тогда я поняла, что не могу обречь невинного ребенка на жизнь в этом аду, где любой может плюнуть ему вслед, обозвать ублюдком, лишь за то, что его мать однажды совершила глупость.