– Куда же пойдем, батя?

– Прямо пойдем. Вон там видно, вроде лес расступается.

Уже не торопясь, они двинулись вперед и вскоре вышли на опушку. Перед ними расстилался широкий луг, вдали обрамленный зеленью кустов; он уходил вперед, сколько хватало глаз, и где-то у горизонта его пестрота сливалась с блеском реки. Трава радовала глаз цветочной россыпью: белая ромашка, розовый иван-чай, голубовато-лиловые колокольчики, синие васильки, буровато-желтая пижма и более светлого оттенка львиный зев с рыжими зубками… Вот было бы девице раздолье, подумалось Салтану, и представилась Елена – в девичьей косой, как он впервые ее увидел, летающая по этому лугу, собирающая в охапку всевозможные цветы.

– Пойдем, батя, – прервал его раздумья Гвидон. – До реки дойдем, хоть умоемся.

– И то правда. – Салтан снова вытер мокрый лоб. – Вон вроде и тропка.

Тропка была совсем слабой – будто кто-то один недавно прошел и примял траву. Они тронулись по ней и вскоре начали жалеть об оставленном позади прохладном сумраке леса. Солнце палило нещадно. Даже Гвидон расстегнул кафтан, а Салтан уже подумывал свой и вовсе снять. От бьющего в лицо света темнело в глазах, плавали цветные пятна. Осторожно ступая по траве, Салтан прикрыл глаза… и вдруг Гвидон схватил его за плечо.

В тот же самый миг царь ощутил волну жара – будто впереди открылось устье печи. Отскочил, натолкнулся на сына, открыл глаза.

Жар источало световое пятно, преграждавшее путь. Охнув, Салтан пригляделся: рыжим пламенным светом в воздухе были обозначены очертания огромного коня и не менее огромной девы на его спине, тоже сотканной из пламени. Но эта хоть была не одноглазой: два глаза, как и положено, сидели на лице и горели багровыми углями.

– Господь Вседержитель! – Салтан перекрестился.

Дева из пламени была вдвое крупнее девы из лесного тумана, и копье в ее руке вдвое длиннее. А на острие его горел белый пламень, такой горячий, что обжигал даже взгляд.

– Бог в помощь, девица! – крикнул Гвидон: раньше отца сообразил, как быть.

– И вааам… – неспешно проговорила девица, и от ее слов поднялась волна жара. – Куууда пуууть дееержите, доообры мооолодцы?

Она растягивала слова, но может, подумал Салтан, ему это только мерещится. Облик девы колебался в раскаленном воздухе, как язык пламени, и сам воздух дрожал от ее жара, искажая звуки.

– К Медоусе-Стражнице, – взяв себя в руки, ответил Салтан. – Пропусти нас, краса-девица. Надобно нам у нее совета спросить.

– Мооожет, пропущу, а мооожет, огнем спалюуу. – Пламень-дева угрожающе шевельнула концом копья, и Салтан ощутил жжение в груди, будто тот уже его коснулся. – Сперва испытаю, стоите ли вы помощи.

– Испытай.

– Вызвать бы вас на бой оружный, – Пламень-дева окинула их оценивающим жарким взором, – да куда вашим сабелькам против моего копья молненосного? Придется иначе…

– Загадывай нам загадки! – предложил Гвидон. – Мы все враз отгадаем!

«Уж я бы не был так уверен», – мельком отметил Салтан. Но драка с этим полуденным чудищем была бы и вовсе делом безнадежным.

Пот по лицу катился градом, он не успевал его утирать. Еленин платочек уже промок, хоть выжимай. Как нарочно вредная девка подстерегла их посреди луга – нет бы подальше, где ложилась на траву благодатная тень зарослей. Сесть бы на траве под те кусты, ощутить прохладу земли – тогда можно и загадки отгадывать. А то мозги свечным воском плавятся.

– Ну, слууушай. Что такое: красна, да не девка, хвостата, а не мышь?

– Это… белка! – опережая открывшего рот отца, крикнул Гвидон. – Белка моя, Милитриса… Кирбитьевна.