– Вы знаете, кто их убил?

– Да.

– Тогда нужно срочно вызвать Рождественского и вместе придумать, что мы будем делать дальше. Я думаю… Нет, давайте я думать не буду, все-таки ваш адвокат Сергей Юрьевич, ему и решать. Я скоро вернусь.

Я вышел из переговорной и позвонил Сергею Юрьевичу. Трубку он долго не брал, а когда взял, на заднем фоне приглушено играла музыка и слышался плеск воды. Ну да, конечно, самое время отбыть на дачу и плескаться в бассейне под летним солнышком. Облом, Сергей Юрьевич, труба зовет.

В СИЗО Рождественский приехал к половине восьмого вечера, когда я уже извелся в ожидании. Час назад у меня села батарея на телефоне, что решительно не позволяло и дальше истреблять резвыми птичками противных зеленых свинюшек в детской игре, которую я любил именно в моменты, когда нужно было убить время. Книги у меня с собой не было, зарядного устройства или powerbank тоже. Охранник в общем зале ожидания читал газету, изредка осматривая помещение, хотя там был только я.

Меня давно мучает вопрос: ну почему нельзя в таких казенных заведениях сделать приличный ремонт? Почему болотно-зеленая краска обязательно должна быть нанесена на половину стены и пузырями, а оставшаяся часть стены и потолок – побелены серыми белилами, которые отваливаются и трескаются, расползаясь паутиной по всей длине? А мебель? Деревянные стулья со спинками, которые могут сломать и ребра, и позвоночник, до того они твердые и острые. На стульях написано все, что только можно, – и про заключенных, и про судебную систему, и про полицию, даже про адвокатов нашлось место. Ручками синей, красной, черной – огромный выбор; и все это в присутствии этого самого охранника, который не выходит из помещения. Но даже эта убогость меркнет перед помещениями, в которых содержатся арестованные. Начиная от коридора, в который нет входа людям свободным, и заканчивая камерами, в которых у нормального человека руки чешутся или сделать ремонт, или повеситься. Мрачно-серые помещения, изобилующие грибком и плесенью, сырые и затхлые, как будто после задержания человек утрачивает не только свободу, но и право на жизнь в светлых, чистых, проветриваемых помещениях. Вероятнее всего, при выборе цвета для покраски помещений в СИЗО ответственные за это люди руководствовались принципом «ничего приятного», иначе такого бы никогда не получилось.

Явившийся в голубом костюме-тройке Рождественский озарил солнцем зал ожидания. Распространяя волны аромата дорогого парфюма, он сразу же привлек внимание охранника, который вскочил со своего удобного кожаного кресла на колесиках и развел бурную деятельность по заполнению каких-то бумаг на столе.

Я ввел Сергея Юрьевича в курс дела, наблюдая забавную пляску эмоций на его лице. Удивление, которое у обычных людей выглядит как высоко поднятые брови и округленные глаза, у Сергея Юрьевича выглядело как огорчение – бровями он мог шевелить, только собирая их в кучку. Недавно сделанные уколы красоты лишили Рождественского лучиков морщинок вокруг глаз, сделав их безэмоциональными. Озабоченность же Рождественский выражал одним ему понятным способом – скручивая губы в трубочку, что еще можно было провернуть, ибо ни до губ, ни до зоны вокруг косметолог еще не добрался.

– Тут надо подумать, – сказал он мне. – Давай выйдем на улицу.

Не подумать ему было нужно, а покурить. Не успели мы выйти, как Рождественский затянулся своими отвратительно вонючими сигаретами, с ароматом то ли кофе, то ли ванили, или вообще это какао? Я не знаю, но запах отвратительный, переносить его на уставшую голову сложно. Нормальных сигарет Сергей Юрьевич не курил. Он мало что из нормального делал.