Он осмотрелся в поисках Дмузга, но мстители в полумраке были слишком похожи друг на друга, а расталкивать всех подряд комиссар счел жестоким. Как говорили в Даггоше, не тревожь спящего крокодила, собаку и гоблина.

– Ладно, утром скажу ему. А ты давай уже спи, нечего после отбоя хрониками заниматься. Я тебе для этого отдельное время выделю…

Впрочем, отдыхать бывшему кюбернету оставалось всего ничего. До подъема час, а то и меньше.

Пора было готовиться к дневному переходу. Будить Чемош и гремлина, затем – всю команду кашеваров. Комиссар прошел в голову колонны и растолкал Отожа, прикорнувшего под боком бронечерепахи.

– Подъем, – сказал он. – Запускай свою скотинку, скоро выдвигаемся дальше. Когда управишься, разбуди Нуггара и маркитанток.

Бодро, словно и не спал, Отож вскочил, кивнул и отправился за партией фуража и воды, а Федор полез под панцирь, мечтая передать вахту комдиву. Тот уже и сам проснулся, сидел перед маленьким серебряным зеркальцем, подарком Хино, и сбривал щетину. Вместо мыльной пены афроорк использовал пиявочную слизь, а вместо бритвы – старый добрый траншейный кинжал, родом еще из Даггоша. У Федора когда-то тоже был такой, но пропал во время набега некромантов на покои Дуумвирата.

Комиссар доложил Заку, что за время дежурства происшествий не случилось, вкратце рассказал о назначении Евронимуса хроникером похода и о том, что надо дать поручение Дмузгу следить за секретностью записей, завернулся в плащ и мгновенно заснул.

Разбудил его Фенриц – тыкался мокрым носом в щеку и тихонько дружелюбно порыкивал.

– Что такое? – зевнув спросил Федор. – Подъезжаем?

Из раскрытой пасти пса вывалился язык, но ответил не Фенриц, а Пунай.

– Никуда не подъезжаем, сир комиссар. Просто вам покушать надо. А то завтрак проспали уже и обед проспите. А на обед – очень вкусная каша-размазня из перетертых корневищ лопуха и жаркое из пернатых ящериц. Они такие глупые, целой стаей прямо на дорогу выбежали, их колесами и подавило.

– Зачем выбежали? Спасались от кого-то? – насторожился Стволов.

– Ой, нет! Сир Евронимус говорил зачем, но я плохо запомнила. Слово мудреное. Грация, что ли?

– Миграция?

– Да-да, так. Но теперь они в наш котел мигрировали, хи-хи. Вот, попробуйте.

Хлебосольная гоблинша придвинула миску, полную густой белесой пульпы, из которой выглядывали аппетитные ломтики ярко-розового мяса. Все было полито грибным соусом. Федор взялся за ложку. Каша и впрямь оказалась отменной, а мясо нежным. Косточки комиссар отдавал Фенрицу. Запив трапезу кружкой травяного отвара, Стволов почувствовал себя готовым на любые подвиги.

– Вкусно было? – спросила Пунай и страстно задышала, глядя Федору в глаза. Шнурки походного платья на ее груди были ослаблены, в вырезе чуть ли не целиком виднелись объемистые полушария. – Не хотите отблагодарить маркитантку, сир комиссар? Я лучшие кусочки мяса выбирала, старалась для вас.

– М-м-м, хочу, конечно… Объявляю благодарность!

Стараясь не смотреть на обиженную гоблиншу, Федор поднялся на ноги, поправил как мог мятую одежду и пригладил руками волосы. Места внутри панциря боевой черепахи было примерно столько же, сколько внутри земного бронетранспортера. Там, где панцирь примыкал к бронированной шее, за рычагами, вживленными прямиком в мозг животного, сидел Отож. К нему комиссар и направился.

– Сколько успели проехать? Какие были происшествия? – спросил он, чувствуя спиной печальный, но не утративший надежды на более приятную «благодарность» взгляд Пунай.

– Происшествий не было, только стаю вкусных ящериц переехали. Да еще контрразведчик приходил с каким-то блокнотом, взял у меня моток бечевки, чтобы прошнуровать его. Сказал, приказ сира Маггута. А проехать много успели. Тысяч пятнадцать шагов, а то и все семнадцать.