– Тем же, чем и другие маги, ваше величество. Я буду выполнять те задания, которые мне поручат.

Король чуть кривовато усмехнулся. Как по мне, так он не в восторге от Леса. Либо что-то знает, либо… Что это за допрос вообще? Они ведь заранее все знают. Что мы тут делаем?

Я только сейчас осознала, как все серьезно. Тут такие игры ведутся…

– Что ж, – сказал король, – если вы готовы служить, то опуститесь на колено и принесите клятву.

Лес быстро глянул на меня. Это последний шанс отказаться. То есть, конечно, уже поздно, он подписал контракт, но если принесет клятву сейчас, то все будет куда серьезнее. После присяги любое неудачное слово может быть расценено как измена.

Короткий вдох.

Лес опускается на одно колено перед королем. Берет шпагу, немного выдвигает из ножен – это клятва на оружии. Своим оружием и своей жизнью, своей честью. Склоняет голову.

Клятва на эстелийском, я мало что понимаю, только общий смысл. И становится не по себе. И мне не нравится, как король на Леса смотрит. И этот Айва…

Когда Лес замолкает – несколько мгновений тишины, потом король что-то говорит по-эстелийски.

И Лес поднимается. Убирает шпагу, делает шаг назад. Что-то отвечает. Я понимаю только: «Благодарю, ваше величество».

Все хорошо?

– Ваша жена тоже маг? – по-деларийски спрашивает король.

Лес чуть вытягивается напряженно.

– Да, ваше величество.

– Почему она так странно одета? Что это за маскарад?

Я видела, как у Лес бледнеют щеки. Он дернулся, рука сама снова потянулась к оружию, но он сдержался.

– Это не маскарад. Моя жена сражалась на войне, как и я. Ее награды говорят сами за себя.

Я не знаю, стоит ли мне сейчас отвечать самой, ведь обращаются не ко мне.

Король глянул на Айву, тот коротко кивнул. А потом вдруг Айва шагнул ко мне, подошел ближе. Он высокий для эстелийца, примерно как Лес, и на меня смотрит так… свысока. Чуть пренебрежительно и с иронией. Лес мгновенно подался ко мне ближе, и ладонь на рукоять шпаги снова легла.

– Это какая-то шутка? – фыркнул Айва, протянул руку, коснулся пальцами моей алмазной звезды, качнул ее.

– В Эстелии женщин не пускают на войну? – спросила я, прежде, чем Лес успел выдать что-то резкое.

Глядя Айве в глаза.

Это ведь явная провокация. Зачем он это делает? И, судя по всему, это его забавляет. И судя по глазам – в этом даже злости нет, только игра.

– Место женщины дома, – ухмыльнулся он. – Заботиться о муже и детях, беречь огонь в очаге… как это… женщина – хранительница домашнего очага.

– Я и заботилась. Если бы враг пришел на нашу землю, у меня больше не было бы дома.

Айва чуть поднял бровь.

– То есть, вы хотите сказать, все это заслуженно? – он провел пальцами по наградам, да так… по моей груди он пальцами провел.

Лес что-то тихо зашипел по-эстелийски. Я не очень поняла все слова, но по смыслу было: «Убери руки». Айва засмеялся и руки демонстративно убрал, чуть поднял даже.

– Не хотел обидеть сеньору, – он немного склонил голову на бок, разглядывая. – Но это действительно очень интересно. Паладинский крест, если не ошибаюсь? Но ведь сеньора некромант?

Не нужно на провокации поддаваться.

– У паладинов с некромантами есть кое-что общее, – ровно сказала я. – И они и мы – можем отпустить душу, привязанную на земле. Освободить.

Он ведь все знает. Точно знает про меня и про награды, про основное – уж точно, должен знать. Что ему нужно?

– Грохнули какие-то умертвие, сеньора? – ухмылка у Айвы такая… ему эта игра нравится.

– Умертвие не обладает душой, – сказала я. – Вы должны бы знать, сеньор.

– Вы хороший некромант, сеньора? Вы ведь в этом разбираетесь? Это же вы подняли вашего мужа, когда его убили на войне?