Агата же совершенно спокойно, не обращая на ущербного ни малейшего внимания, принялась натягивать штаны, футболку и ботинки, а потом тоже заглянула в чайник и чашки. Чайник был девственно пуст. В чашках – остатки какой-то бурой жидкости.

— Эй, убогий, тут пожрать есть чего? – деловито спросила девушка.

— А я почем знаю? – морф, наконец, относительно пришел в себя, завернулся в простыню наподобие греческой тоги и теперь заглядывал через плечо Агате.

Был он, как она и подозревала, очень молод. А еще лохмат, крайне небрит и отчего-то почесывался. Борода росла у него какими-то клочками, волосы над верхней губой местами кудрявились. Смешной такой оборотень, обнять бы и плакать.

— А одежда твоя где?

— Нету у меня одежды. Я три года вот так… на четырех лапах бегал.

— О! Идейный?

— Проклятый, дорогая моя ведьма, цинично и безжалостно проклятый любимой своей невестой.

— Ты залез ей под юбку без спроса? – хмыкнула Агата, нагло копаясь на полке и с радостью обнаруживая там деревянную кадку меда и мешочек с травяным чаем.

— Если бы. Берег ее, дуру. А она меня вот так…

— А я тебе зачем?

— Бабка Алена сказала… – волк замялся, а Агата резко выпрямилась, гневно сверкнув глазами. — Она много всего о тебе говорила, всего не упомню. Ну, в общем, мне надо было тебя укусить. И поиметь. Или сначала поиметь, потом укусить. Не помню.

— В волчьем обличье? – ледяным тоном уточнила девушка.

— Ну-у-у…

— Извращенцы!

— Но ведь я же не сделал тебе ничего дурного, – рявкнул морф, резво отскакивая в сторону.

— Не смог потому что.

— Да.

— Бабка Алена, значит, сказала, – зловеще пробормотала девушка. – Ну-ну.

— Да нет, — заюлил морф, спуская простыню на бедра и якобы случайно демонстрируя Агате поросшие бурой шерстью грудные мышцы и кубики живота. Сложен он был очень неплохо, Агата это сразу заметила. — Не обязательно тебя. Любую невинную девицу.

— Невинную? – тигрица хмыкнула, пробуя пальцем мед и не замечая совершенно как жадно на нее пялится волк. – Вот облом, малыш. Невинностью тут даже не пахнет.

— Мужиком от тебя тоже не пахнет, девонька – обиженно пробурчал парень. – Слушай, там за домом есть колодец. Давай я воды принесу? Чайник поставим, а? Жрать охота.

— Неси. И печь топи. У меня есть хлеб.

6. 6. О личной жизни

Мужиком от нее, значит, не пахнет? Вот сейчас было обидно. В первую очередь потому, что с личной жизнью у Агаты были проблемы, и серьезные. Просто проблемищи.

Хотя… может парень и прав. Мужиком там и не пахло. Сколько раз говорила себе уже молодая тигрица: им нужно было просто оставаться друзьями. Но оборотни темпераментны очень. И этот великий ведун, а на деле — огромный засранец, позволил ей перейти эту грань. Как просто позволил Агате любить себя. Девственница, соблазнившая мужика, которых был старше ее на четырнадцать лет? Это все про нее, про Агату. Что поделаешь — похотливая кошка, как Пашка ее называл. А она не жалела. Он был отличным учителем, другом, предметом ее обожания. Только вот… сам ее не любил — совершенно. Она для него была чем-то вроде питомца домашнего, и не больше. Всегда это знала, но тошно от этого стало недавно. И вспоминать не хотелось, а вспомнилось. Но плакать Агата не будет, а уж о том мужике, что не пахнет — тем более. Все закончилось. Ее поступление в Академию не было просто бегством, это была жирная точка, конец. Кстати…

— Слушай, а как я тут вообще оказалась, в избушке вот в этой? Я шла на мельницу, по этой бабкиной карте дурацкой, потом просто случайно увидела дым. И пошла. А тут ты… Как так-то?

Он усмехнулся, явно самодовольно.