Но поскольку правда важна для нас и я хочу, чтобы он продолжал раскрывать секреты, очень осторожно обвожу пальцами неровность на коже. Шрам длиной около двух дюймов и шириной в дюйм. Черт побери, я готова застрелиться, что не находила его раньше. Кожа здесь такая нежная, что меня мутит от той боли, которую должен был испытать Крис, когда заполучил эту отметину.

Он отводит взгляд, но не останавливает меня.

– Хочешь рассказать мне об этом?

Кристофер делает глубокий вдох и выдавливает улыбку. Наконец он встречается со мной взглядом и пожимает плечами.

– Я сам его подначивал, наговорил лишнего. За что и поплатился.

Крис говорит неправду. Он не стал бы подначивать отца. Он всегда делал все возможное, чтобы сохранить мир, а не разжигать войну.

– Не хочешь говорить?

Он на мгновение задумывается.

– Не хочу.

Я не убираю руку.

– Это ожог?

– Ожог.

– Должно быть… – мне трудно выговаривать слова. – Это должно было причинить сильную боль.

– Да.

Крис выключает воду и целует меня в макушку. Кладет ладони мне на плечи, и мы прижимаемся обнаженными телами.

Его дыхание успокаивает меня. После ада есть жизнь. У нас получится жить, дышать и любить. Мы стоим в объятиях друг друга и просто дышим.

– Я так рад, что он мертв, – спокойно сообщает Крис. – Мне плевать, как это звучит для других, но ты понимаешь меня. Наверное, я должен был простить его. Наверное, другим людям от этого стало бы легче. Но я просто радуюсь, что этот сукин сын сдох. Ты понимаешь?

– Понимаю. – Я никогда не рассказывала Крису, что сама была близка к тому, чтобы убить его отца. Что лишь благодаря Заку не сделала этого. – Я тоже рада, что он умер.

Интересно, сколько еще таких моментов у нас будет. О скольких еще случаях, травмах и ранах я услышу. Сколько еще раз я пожалею, что не поддалась порыву и не угробила его отца. Этот человек заслуживал смерти. Это было бы справедливо.

А может, и нет. Возможно, я не права, и совершила бы поступок, с которым не смогла потом жить.

На самом деле невозможно найти справедливого наказания за причиненный собственным детям ужас и нанесенный вред.

– Эй? – Крис хватает с крючка полотенце и заворачивает меня в него, притягивая ближе к себе.

Я вспоминаю, что несколько недель назад Сабин делал то же самое на причале, с разницей лишь, что этот парень не собирается трясти меня как ненормальный.

Крис улыбается.

– Пожалуйста, не смотри так. Помнишь, что я всегда тебе говорю?

– Что теперь все хорошо. Все закончилось.

– Да. Я в порядке, и все закончилось.

– Но у тебя остались кошмары.

– Наверное, они всегда будут меня преследовать. – Крис снова улыбается, пытаясь меня успокоить.

Он знает, что из-за любви к нему я слишком близко к сердцу принимаю эту историю. Знает, что когда любишь, то способен почувствовать боль любимого. Так и я ощущаю его боль, частично она становится моей.

– Но все равно я в порядке, и все равно ад закончился. Я держусь за эту истину крепче, чем за тебя сейчас, поэтому ты должна мне верить.

– Знаю.

– Хорошо. А теперь пойдем, поужинаем, напьемся, а потом вернемся домой и будем много трахаться.

Я целую его и шепчу у его губ:

– Слишком много не бывает.

– Моя девочка.

Мы не позволим прошлому разрушить настоящее. Вот почему мы команда.

Быстро вытираемся и возвращаемся в дом. Я проверяю телефон и вижу голосовое сообщение от Сабина. Дважды прослушиваю, а в третий раз перевожу на динамик.

– Блайт! Блайт! – раздается звонкий голос. – Я нашел постоянное жилье без клопов! – выкрикивает он с вызывающим тревогу ликованием. – Это, конечно, не ананас на дне океана по той простой причине, что я не Губка Боб. Поэтому жилищный совет «подводных ананасов» отклонил мое заявление. Чертовы ублюдки! Тем не менее я нашел кое-что получше. Ты готова, Би? Я живу в домике на дереве! Как чертов эльф! Перезвони мне!