– Почему? – спрашиваю я, потому что ей так угодно.

Глаза Малины вспыхивают.

– Потому что ты в клетке, а я на воле.

Простое утверждение, но оно, подобно жестокому зверю, впивается мне в сердце острыми зубами.

Заметив что-то в выражении моего лица, Малина победно ухмыляется. Она переводит взгляд на того, кто меня держит.

– Можешь ее отпустить.

Мои ленты тут же отпускают человека и опускаются на пол.

Хватка на волосах ослабевает, напоследок меня еще раз прижимают лицом к решетке, после чего полностью отпускают. Чтобы не упасть, я хватаюсь за золотые спиралевидные прутья и осторожно касаюсь головы, заметив личного стражника царицы. Это здоровенный суровый мужлан с бородой и взглядом, полным ехидного самодовольства. Мне требуется все мужество, чтобы сдержать ленты и не придушить его.

– Помни свое место, наложница, – говорит царица Малина, и я вновь перевожу взгляд на нее. Она собирается уходить. – Ты всего лишь домашняя зверушка, на которую забирается Мидас. Реликвия, которую выставляют напоказ. – Она останавливается в дверях и смотрит на меня через плечо. – Еще раз увижу, как ты подслушиваешь, отрежу твои золотые уши.

Я сжимаю руки в кулак. «Вот же стерва», – звучит в голове, пока смотрю на королеву, но не осмеливаюсь произнести это вслух.

Малина кивает стражнику:

– Убедись, что она меня услышала.

Я хмурюсь от ее слов, и царица выходит. Стражник без предупреждения поворачивается и, просунув кулак между прутьями, ударяет меня в живот.

От удара я падаю на пол. От боли хватаюсь за живот, кашляю и стараюсь подавить тошноту.

– Слышала царицу? – фыркает он, возвышаясь надо мной.

– Я… слышала… – сдавленно выдыхаю я и злобно смотрю на него.

– Вот и прекрасно.

Не говоря больше ни слова, он поворачивается и выходит, тихо закрыв за собой дверь.

Чертовы Боги. Лучше бы я не вылезала сегодня из постели.

Глубоко подышав пару минут, я поднимаюсь с пола, но живот и голова так сильно болят, что забываю о том, что хотела зажечь свечи. Ковыляю к кровати. Светлая сторона? Прутья клетки хотя бы помешали им сделать со мной что похуже.

Как только я ложусь на кровать, ленты обвиваются вокруг меня как шелковые оболочки, которые хотят спрятать меня. Как кокон, скрывающий гусеницу.

Но я понимаю, что сон не идет не из-за Малины или ее стражника. И даже не из-за пульсирующей головы или ноющего живота. Дело в том, что время у меня на исходе. Потому что скоро войска подойдут к границам Четвертого королевства. И король Фульк получит свою награду.

Меня.

Мне до ужаса боязно просыпаться.

Обычно я просто не испытываю радости, поскольку не являюсь жаворонком. Частенько после выпитого вина у меня случается жуткое похмелье, поэтому просыпаться так рано я не люблю. К тому же меня не привлекает яркий солнечный свет. Я много лет не видела солнечных лучей.

Но когда сон окончательно от меня ускользает, я боюсь этого даже больше, чем моего обычного пассивного презрения к утру, потому как знаю, что сегодня истекло мое время.

Понятия не имею, откуда мне это известно – может, изменилась атмосфера. Может, дело в свирепом ветре, бушующем за окном – Вдова Гейл пронзительно плачет. Она предупреждает меня, что песок в песочных часах осел на дно, как камень в море, и больше не осталось свободных для подсчета песчинок.

Я открываю глаза и смотрю в окно, вздрогнув при виде туманного льда, изуродовавшего стекло. Убираю с тела свои ленты и издаю стон от того, насколько мне больно. Кожа головы и живот как один огромный синяк после вчерашнего жестокого обращения.

Я осторожно сажусь и оглядываю комнату вне клетки. Замечаю, что Дигби уже несет утренний дозор и стоит на страже. Жаль, что вчера вечером его не было рядом, но тут я сама виновата.