Видимо, я все еще была под впечатлением от свадьбы, переживала свою влюбленность, предвкушала путешествие на Гавайи. Я совершенно не беспокоилась. Мы назначили лампэктомию на следующий день, в четверг, в 16:00, чтобы у лаборатории хватило времени исследовать замороженный участок и представить анализ. Поскольку предстояла однодневная операция с местной анестезией, я решила, что буду в состоянии на следующее утро сдать последний экзамен. А прямо после него мы собирались отправиться на Гавайи.
– А что, если возникнут осложнения? – осторожно спросил доктор Ричардс.
– Тогда мы не полетим, – ответила я, счастливая в своем неведении. После нескольких недель смутных страхов и опасений, преследовавших меня с тех пор, как обнаружили уплотнение, я впервые была настроена бодро и решительно и чувствовала, что готова справиться с чем угодно.
Весь вечер и большую часть следующего дня я готовилась к экзамену. Кен не покладая рук работал над окончанием «Квантовых вопросов». Я была настолько уверена в себе, что сказала ему: «Ехать со мной в больницу совершенно не обязательно, я не хочу, чтобы ты прерывал работу». За долгие годы я научилась сама решать все свои проблемы, но совершенно не привыкла просить кого-либо о помощи. Но Кена шокировала сама мысль о том, что я могу пойти одна. А я втайне почувствовала облегчение от того, что он будет со мной.
По дороге в детскую больницу мы с Трейей говорили о Гавайях. Мы нашли отделение однодневной хирургии и начали заполнять бумаги. Вдруг ни с того ни с сего я стал дергаться и нервничать. Процедура еще даже не начиналась, а я уже чувствовал, что происходит что-то страшное.
Кен нервничает больше, чем я. Я раздеваюсь, накидываю больничный халат, запираю свою одежду, получаю идентификационный браслетик. Надо еще подождать. Молодой доктор-скандинав приходит, чтобы задать несколько вопросов. Он говорит, что будет ассистировать Ричардсу. Его вопросы звучат вполне невинно. Лишь позже я поняла смысл каждого из них.
– Сколько вам было лет, когда у вас начались менструации?
– По-моему, четырнадцать. Чуть позже, чем у всех. (Женщины, у которых менструации начинаются рано, больше подвержены риску рака груди.)
– У вас есть дети?
– Нет, я даже ни разу не беременела. (Женщины, которые к тридцатилетнему возрасту ни разу не рожали, в большей степени подвержены риску заболеть раком груди.)
– У кого-нибудь в вашей семье был рак груди?
– Насколько мне известно, нет. (Почему-то я совершенно забыла – или моя память это блокировала? – что у сестры моей матери за пять лет до этого был рак груди. Ее вылечили. Женщины, у которых родственники болели раком груди, подвержены большему риску.)
– Опухоль болит? Болела когда-нибудь?
– Нет, никогда. (Злокачественные опухоли почти никогда не вызывают болевых ощущений.)
– Какое у вас настроение перед операцией? Если вы волнуетесь или вам страшно, мы можем дать вам успокоительное.
– Нет, это не нужно. Я отлично себя чувствую. (По статистике, те женщины, которые больше всего боятся предстоящей лампэктомии, с большей вероятностью не больны раком; те, кто спокоен, чаще больны раком.)
– Вы ведь оба вегетарианцы? У меня есть такая теория: я могу определить это по цвету кожи.
– Да, оба вегетарианцы. Я стала вегетарианкой примерно в 1972 году, больше десяти лет назад. (Рацион, включающий животные жиры, – а именно на таком я выросла, – провоцирует рак груди.)
Проходит немного времени, и я уже лежу на спине на больничной тележке, и меня везут по коридорам, которые я различаю только по их потолкам.