— Ты сдержала слово, а я сдержу свое, - нарочито пафосно объявляет Император Ниберу. – Тебе даруется милость носить имя Йоэль Безымянная.
Он едва заметно кивает таумати за моей спиной, и прежде, чем я успеваю подумать о подвохе, мне ловко заламывают руки, вынуждая опуститься на колени. Третий, без расшаркиваний перед слабым полом, сапогом придавливает мою голову к полу.
— И с этого момента ты, Йоэль Безымянная, становишься собственностью императорской семьи.
Через секунду поганый Высший таумати что-то бормочет – и мою здоровую часть лица обдает сперва обжигающим холодом, а после – убивающим жаром. Надеюсь, хоть у кого-то мой вопль вызовет несварение желудка или заворот кишок, потому что ору я будь здоров. Тот, что вытирал о мое лицо сапоги, не церемонясь, вламывает носком мне в челюсть.
Мой крик снижается до стона.
— Ты лишаешься права самостоятельно распоряжаться своей жизнью, - продолжает Ниберу, - лишаешься права быть свободной, Безымянная. С этого момента – и пока не сдохнешь.
Вот так я, последняя из семьи Старшей крови, последняя эрд’Кемарри, превращаюсь в бесправную рабыню. Догадывалась ли я о чем-то подобном? В той или иной степени меня посещали мысли, что Император найдет способ напоследок надо мной поглумиться, но мне и в голову не приходило, насколько глубоким окажется мое падение.
Меня подхватывают под локти, ставят на ноги. Ниберу подходит почти вплотную, чтобы придирчиво оценить работу своего таумати. Я знаю, что меня пометили рабским клеймом. Неслыханная мерзость. В истории не было случаев клеймения отпрысков Старшей крови. По крайней мере, мне о таких неизвестно. Отчаянно хочется плюнуть самолюбивому гаду в лицо, но я знаю, что он только этого и ждет.
И назло всем – улыбнулась.
— Благодарю, мой Император.
«Не будет тебе, сволочь, счастья видеть меня на пыточном столе».
Судьба все-таки сжаливается надо мной, подарив мгновение триумфа, а именно – счастье лицезреть плохо скрываемое раздражение моего «хозяина». Он разворачивается на каблуках, приказывает убрать меня с глаз долой и, не оборачиваясь, обещает:
— Только дай мне повод тебя раздавить, Безымянная.
Я благоразумно помалкиваю.