– Oui, – сказал Арман. – И не только. Она определенно травмированна и, вероятно, неуравновешенна – в том смысле, что ясно различает зло в этом мире, но не имеет понятия о добре.

Впрочем, в проницательности Хании Дауд не откажешь, подумалось Гамашу. И если она не смогла прочитать его мысли, то разглядела сквозь трещины боль его разбитого сердца.

«Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь»[41].

Интересно, подумал Арман, поняла ли Флоранс эти слова из «Маленького принца»?

Сам он в детстве не уловил их скрытого смысла. И, только повзрослев, понял, насколько они правдивы. Теперь он думал о Хании Дауд и о том, что она увидела. Своим собственным разбитым сердцем.

– Ах, еще одна из святых идиотов… – протянул Стивен. – Она не первая. Полагаю, большинство святых были идиотами, а? Да что там, даже в наших краях она не была бы первой.

– Вы не о себе говорите, Стивен? – спросила Рейн-Мари. – Потому что, по крайней мере по мнению Рут, к вам применимо только одно из этих слов.

– Правда? И ты доверяешь суждению сумасшедшей женщины, которая повсюду таскает с собой утку? И относится к этому существу как к своему ребенку, – верно я говорю, Грейси? – Он чмокнул крысундука в усатую мордочку.

Но и Рейн-Мари, и Арман знали, о ком говорит Стивен. Их местный «святой идиот» жил в лесной хижине, предпочитая собственное общество всем прочим на земле.

И все прочие на земле отвечали ему взаимностью.

Они привыкли называть его так, он даже представлялся: «Святой Идиот» – и жители деревни почти забыли, кто он на самом деле.

– Я до сих пор ни разу с ним не встречался, – сообщил Стивен. – Так что же делает его идиотом?

– Поймете, если он появится сегодня, – сказала Рейн-Мари. – А вот его святость в глаза не бросается.

Арман улыбнулся. Так оно и было. Но это не означало, что святость вовсе отсутствовала. Этот человек бо́льшую часть своей жизни отдал служению так называемым уязвимым группам населения. Всеми забытым и отвергнутым. Он пытался сделать их существование сносным, хотя, нравились ему эти люди или нет, было большим вопросом.

– Теперь любопытство разбирает меня по-настоящему, – признался Стивен. – Вы думаете, он придет сегодня?

– Может быть, – сказала Рейн-Мари. – Вечеринка будет в доме его сына.

– В оберже, – кивнул Стивен. – Вы пойдете? – Вопрос был адресован в основном Арману.

– Надеюсь. На это стоит посмотреть.

Вообще-то, Гамаш надеялся, что ему не придется идти на вечеринку. Не то чтобы он не хотел этого, просто у него были другие планы, а именно арест и допрос подозреваемого. Сообщника. Гамаш предполагал, что закроет дело.

– Только что звонила Изабель, – сказал Жан Ги, подойдя к двери кухни. – Через двадцать минут она будет в старом университетском спортзале.

– Bon. – Гамаш поднялся и посмотрел на часы. – Я с тобой. Ректор и почетный ректор просили о встрече.

– В кабинете ректора, Арман? – спросил Стивен.

– Похоже на то.

– Объяснитесь, – сказала Хания Дауд, глядя на Розлин, смотревшую на нее широко раскрытыми глазами. – Вы проводите время, моделируя одежду для богачей?

– Объяснитесь, – произнес ректор Université de l’Estrie, сверля взглядом Гамаша.

Отто Паскаль сидел за своим большим столом, а Колетт Роберж, почетный ректор, – на высоком стуле, казавшемся довольно неудобным. Ректор не предложил Гамашу сесть.

– Oui. Как это могло случиться? – спросила почетный ректор.

Гамаш уставился на нее.

– Позвольте, я объясню, – сказал Эрик Вио, смотритель здания. Он стоял в бывшем спортивном зале с инспекторами Бовуаром и Лакост. – Все двери заперты, подключены к охранной сигнализации, выведенной в мой дом, – он махнул в сторону дороги и небольшого дома у въезда в университет, – и в службу безопасности кампуса. А еще система имеет мощнейшие сирены.