– Там Вадик будет…

Едва слышно шепчет Зайцева и тремя словами ломает возведенную мной оборону. Ее симпатия к Вадиму куда выше в ранге приоритетов Александры Бариновой, чем мои собственные желания и дискомфорт. 

За суматошным бегом разрозненных мыслей я не успеваю и глазом моргнуть, как занятия подходят к концу, а задание, на которое нам предстоит потратить не меньше недели, оказывается записано на полях. Каким-то чудом напротив моей фамилии красуются заработанные баллы, и я с трудом верю, что под таким прессом умудрилась выдать что-то вразумительное и правильное. Но обычно суровый преподаватель по мат анализу мягко мне улыбается, а Иришка осторожно вскидывает большой палец вверх, подбадривая.

И я отчаянно стараюсь заглушить нехорошее предчувствие, ворочающееся в груди, и поспешно приклеиваюсь к приятельнице хвостом, чтобы вместе покинуть аудиторию и еще добрых пятнадцать минут куковать в университетском дворике. Пока вызванное нами такси завершит принятый заказ и приползет к воротам, минуя собравшуюся на проспекте пробку.

– Санька! Я твоя должница!

Горячо бормочет Зайцева, тесно прижимаясь к моему боку, когда мы уже неторопливо плетемся наравне с гламурной девицей в спортивной ярко-красной мазде, и что-то печатает абоненту под кодовым именем «Он» в своем недорогом телефоне. А я хочу сказать, что дружба для меня – это не про долг и взаимную выгоду, а про поддержку в любой даже самой паршивой ситуации. Но не уверена, что Иринка сейчас меня услышит – так сильно она поглощена виртуальным общением.

В элитный пентхаус с захватывающим дух видом мы прибываем последними, когда на улице уже начинает темнеть.  Долго топчемся около лифта и подрагивающими пальцами жмем на кнопку дверного звонка квартиры, которая занимает половину семнадцатого этажа. Успеваем прокатиться на американских горках волнения и легкой досады от того, что никто не спешит впускать нас внутрь, и после десятиминутного ожидания все-таки попадаем в царство роскоши и абсолютно вульгарного, на мой скромный вкус, дизайна.

– Интересно, а унитазы у них золотые?

Озвучивает самый банальный стереотип мне на ухо Ирка и в следующее мгновение замирает, выхватив из толпы скромного парня в самых обычных серых штанах и такого же цвета футболке. Откашлявшись, она отлипает от меня и устремляется к объекту ее вожделения в то время, как я неуверенно мнусь на пороге огромной залитой искусственным светом гостиной.

Собрав мужество в кулак, я делаю шаг вперед и тут же напарываюсь взглядом на развалившегося на молочно-белом кожаном диване Мота, пихающего язык Насте в рот. И к чему я оказываюсь не готова, так это к едкой тошноте, подкатывающей к горлу, и к болезненной рези под ребрами. Я совершенно точно не имею права на ревность, но с головой утопаю в этом чернильно-черном чувстве, одновременно испытывая отвращение и мечтая оказаться на месте Шаровой.

Идиотизм!

– Ты Саша Баринова, верно?

Невысокая полная девчонка, имя которой я еще не запомнила, очень вовремя цепляет меня за локоть и наклоняет голову набок, отчего ее мелкие золотистые кудряшки качаются, как сережки у березы на ветру.

– А ты?

– Маша Ефремова.

Без тени пафоса представляется новая знакомая и изучает меня с неподдельным интересом в добрых серо-стальных глазах. Она не пытается меня ужалить и, в общем-то, не выглядит враждебно, в отличие от большинства собравшихся здесь ребят, так что я позволяю ей увлечь себя к дальней стене и усадить в одно из свободных кресел.

– Ну, про Матвея с Настей ты наверняка наслышана. Блондин с коктейлем у столика – Воропаев Ленька, племянник депутата, которого до сих пор полоскают.