Астар вздрогнул, умоляюще сложил руки:
– Не говори так, Лана…
– Надо немедленно поставить вокруг Небесного оцепление, найти всех, кто его касался, и казнить, друг мой. Во имя дружбы наших родов! Во имя их существования!
– Хорошо, оцепление, это хорошо. Но казнить…
– Не казнишь ты – казню я! – запальчиво воскликнула черноокая.
– Это опасно, – в голосе Астара проскользнули стальные нотки, – все-таки он из моего рода!
– Тогда почему ты не слышишь меня, Астар? Раз понимаешь что такое родство! Он убил моего родича!
– Не он… А Горн!
Лана отшатнулась, лицо красавицы исказилось в гримасе ужаса и неверия:
– Ты… Ты считаешь что…
– Нет, не подумай ничего дурного, – засуетился Астар. – Но кто знает, может это и правда Его знак?
Женщина мотала головой и пятилась к двери. В ее глазах появились слезы:
– Астар…
– Ну перестань, Лана! – бородач поморщился, понимая что говорит глупости. – Я что-нибудь придумаю!
Черноглазая резко развернулась и покинула комнату."
Дальше перед глазами Ладомара закружилась череда рваных образов, выдранных из прошлого. Будто неспешный рассказчик заменил тягучее повествование резкой сменой холстов.
Он увидел коленопреклонных людей, молящихся высокой каменной башне на лысом холме; в окне твердыни вниз смотрел мрачный, уставший от всего Нил.
Смена кадра, смена времени. На небе луна, на полях снег. В груди долговязого мужчины, в котором лишь угадываются черты повзрослевшего Нила, торчит арбалетный болт, а растерзанное тело удачливого стрелка топчет обезумевшая толпа фанатиков.
Осень, желто-красный лес вдоль тракта. Время празднеств и лихих торгов. По дороге охваченный золотым сиянием бредет постаревший северянин из деревушки Анджея, а за его плечами марширует несколько вооруженных мужчин и мечами добивают корчащихся среди ярмарочных повозок людей.
Вновь зима, воздух королевства пахнет гарью от пылающих городов. В пышном зале переговоров с кинжалом в груди лежит бородач Астар, и в его глазах медленно угасает удивление. Закованные в латы алые демоны стоят над трупом черноокой Ланы, и из-за огромных кожистых крыльев выглядывает бледное лицо белокурой девы.
Весна. Две армии по краям огромного поля. И два командира. Он – темноволосый, гладковыбритый равнодушный мужчина, и она – хранительница безумного пламени в очах и повелительница алых демонов.
Поздняя осень, скрипит под ногами выпавший ночью снег. У покосившегося колодца в земле торчит пульсирующее холодом копье, а рядом с ним стоит на коленях муж Ланы, и из его рассеченных запястий капают алые капли. Каждая из них сотрясает землю, ветер рвет верхушки деревьев, пытается содрать с человека плащ, а из снега и льда медленно вырастают те, кого впоследствии назовут Мерзлыми. В то же время, где-то далеко посреди глухого болота из-под земли лезут огромные, покрытые гнилым мхом твари и собираются вокруг своей хозяйки.
Мрак, вспышка, и перед глазами паладина снова возник темный зал и стоящий посередине зала Шаман.
– Вот так, – сипло хмыкнул тот и выдернул ледяной тотем из пола. Ладомар вдруг понял, что все это время стоял на ногах, и в тот же миг колени воина подогнулись.
– Ну или, в крайнем случае, так, – себе под нос добавил Шаман, глядя на беспамятных гостей.
Глава 5
– Обед, – в камеру влетела миска с горячей похлебкой. Огромный стражник сквозь зубы выругался, в сердцах ударил древком алебарды о каменный пол и произнес:
– Прости, дружище, споткнулся. Ты тут не продрог еще?
Ладомар молча взял миску и, обжигаясь, выудил из нее парящий кусок вареного мяса.
– Если вдруг холодно будет, ты мне сообщи, – доверительно проговорил бугай. Паладин даже вида не показал, что удивлен такому отношению. В темницах, как ему казалось, с пленниками должны обходиться иначе.