Блядь, Мира, - что же ты с нами сделала? И, - главное, - почему? Зачем?

   Сказала бы мне еще тогда все бы в глаза, объяснилась бы!

   Я бы, блядь, - пережил! Пусть тяжело, пусть непросто и не сразу бы принял, - но знал бы, что все кончено, что я оказался тебе не нужен, - ну, или увлеклась, а после поняла, что все прошло! Так нет же, - эта дурацкая записка, эти идиотские буквы о том, что я был лучшим в твоей жизни, - именно они превратили меня в сумасшедшее привидение, которое просто шатается по жизни, но не живет. И вперед идти не может, потому что не оторвать своего сердца от наших ночей, нашего Побережья, от тебя… И слов этих блядских!

   Потому что не поставила ты этой запиской точку, Мира! Нет, не поставила. Только загадку и щемящую боль с обреченной на страдание надеждой.

      Поворачиваю в соседний магазин, чуть поколебавшись между коньяком и шампанском, останавливаюсь все-таки на последнем. Выбираю самую огромную коробку конфет, и, попросив упаковать, выхожу на улицу.

   Со вздохом представляю себе, как сейчас буду проходить через шеренгу щебечущих дурочек, придумавших себе, что вот так запросто можно завязать отношения с тем, кто нравится.

   Не понимают они – все это их призывное хлопанье ресницами, облизывание губ и подкатывание юбок, чтобы чуть ли не трусики было видно – ни хрена ни на что не влияют.

   Миру я увидел впервые без всего этого – тихо сидящую в углу кафешки на Побережье, не накрашенную, без уложенных волос, запухшую от слез, - а все равно сердце пропустило удар и даже остановилось, при первом же взгляде.

   И просыпаясь рядом с ней – растрепанной, даже с поплывшим макияжем, который с вечера не стерла, с припухшими ото сна и от того, что сон был очень, очень недолгим и недостаточным, веками, - любил ее еще сильнее, каждый раз понимая, что заново, с новой силой, с новой волной какой-то огромной, десятибалльной, это чувство на меня накатывает, - хотя казалось, что сильнее уже – невозможно!

   Разве сердцу интересны все эти открытые упругие полушария груди и открытые ноги? Блядь, - да я бы Миру любил даже если бы она на себя нацепила пыльный и грязный мешок! И даже тогда, наверное, только впервые увидев, был бы готов тащиться за ней хоть на край света!

   Закуриваю, заранее настраиваясь на то, как буду сейчас проходить через всю эту толпу, окидывая дворик универа усталым взглядом. Пусть многие и мечтают о том, чтобы девчонки от них с ума сходили и чтоб отбоя не было – но, когда это все получаешь, оказывается, что эта сторона славы скорее напрягает.

7. 7 Глава 7. Мира

Мира.

   Вода из фонтанчика совсем не помогает, - чувствую, что лицо горит не хуже, чем если бы снова вернулась на морской берег и начисто обгорела, а ноги подкашиваются, как будто вдобавок ко всему еще и солнечный удар у меня случился! И голова кругом, и все вокруг – как будто рябью подернуто!

   И так было тяжело, как будто сердце свое собственное в ту записку завернула и оставила на подушке рядом с его лицом, замирая, слушая его дыхание, дрожащими руками в последний раз пробегаясь по его чуть заросшей щеке, - но даже и представить не могла, что мы с Антоном еще когда-то встретимся!

   Не думала, что это будет так больно – снова его увидеть. И, кажется, я к этому не привыкну никогда! Пусть даже и сработал сейчас эффект неожиданности, но…

   Но теперь, зная, что он живет тоже, как и я, в столице, понимая, что могу где-нибудь столкнуться с ним – совсем не легче. Даже наоборот – только хуже.

   Черт!

   Трясу головой, снова и снова брызгая в лицо ледяной водой.