21. В его власти
Не собираясь дожидаться извинений, влетаю к себе в комнату и, с третьей попытки сняв блокировку экрана, вызываю мамин номер. Сердце в груди колотится как бешеное, так отчаянно мне нужна поддержка близкого человека.
– Мамочка! – восклицаю на её «алло», начисто забыв о сдержанности. – Забери меня отсюда, пожалуйста. Это невыносимо. Люди, дом, еда, порядки – здесь всё чужое. Никому до меня нет никакого дела, мама! Я долго здесь не продержусь, в психушку слягу!
– Так, Валерия, для начала выдохни и внятно объясни мне суть проблемы, – в мамином тоне парадоксально проскальзывает упрёк и это совсем не та реакция, которой я жду в подобной ситуации. – Тебя кто-то ударил?
– Боже, нет, конечно!
– Тебя не кормят?
– Ох, лучше б не кормили…
– Так не кормят или ты не ешь?
– Это невозможно есть!
– Приготовь сама, в чём сложность? Послушай, Валерия, тебе самой не стыдно? Нельзя помыкать людьми или рушить их планы, ориентируясь только на свои капризы и потребности. Даже если эти люди твои родители. Ты уже большая девочка, должна понимать, что никто в этой жизни не станет подтирать тебе зад. Чем раньше ты научишься справляться с проблемами самостоятельно, тем лучше и успешнее сложится твоё будущее, – она потерянно вздыхает, а у меня от этого укора глаза колет, точно от стеклянной крошки под веками. – Вот ответь, куда ты предлагаешь мне тебя пристроить – в чулан, на балкон – куда?! Или отец должен сию минуту съехать обратно, потому что с тобой, видите ли, никто не нянчится? Так взрослые не поступают. А ты уже не ребёнок, хватит. Я тебя предупреждала, что это за люди? Предупреждала, спрашиваю?
– Да.
– Ты приняла это решение самостоятельно?
– Да…
– Так учись отвечать за последствия своих действий. Нам с отцом никто ничего не пережёвывал. Ты хотела играть на скрипке – тебе нашли лучшего учителя; приспичило вслед за подругой в частную школу – мы взяли кредит; не сложилось с первой любовью – оплатили квалифицированного психолога; невзлюбила чужую женщину – отец годами мотался к ней чёрт знает куда. И если ему недостаёт духа сказать «хватит», то это сделаю я. Хватит! Прекращай думать только о себе. Приняла решение – либо борись, либо беги, поджав хвост. У тебя есть своя квартира, есть куда прибиться – многие о подобном и не мечтают. Повторяю вопрос – в чём проблема, Валерия?
– Ни в чём, – качаю головой. В свете прозвучавших упрёков мои проступки выглядят ещё безответственнее. Я сама себе отвратительна, куда перед самым дорогим человеком признаться?
Что странно, наедине с собой ситуация видится иначе: на скрипке я захотела играть лет в шесть, потому что родители в ту пору взахлёб восхищались достижениями детей папиных коллег, а привязанность к Виталине возникла на почве запрета торчать во дворе – она единственная заглядывала к нам в гости. Что я знала в том возрасте о расценках в частных школах? Ничего. И Виктор… как можно упрекать за мою боль? Он не бросил, не сбежал – он умер. Сгорел живьём! Но в интерпретации родителей те же события допекают угрызениями совести. Они ведь правы – у меня никаких особых достижений… и я тоже права – никогда не чувствовала себя нужной. Меня по-настоящему любил только Виктор и так охота вспомнить каково это, аж душу сводит. У каждого своя правда, совокупность которой взрывает мне мозг.
Чувство стыда душит осознанием собственной трусости, но признаться маме значит расписаться ещё и в небывалой дурости. Что мешало мне отнестись серьёзно к подкатам Каурова? Наверное, то же, что толкнуло в машину Беды – исключительно безалаберность.