Беда учится на последнем курсе юрфака, по сути, это всё, что мне о нём известно. Негусто, аж стыд берёт за своё легкомыслие, я ведь сама не интересовалась.

– Закрой глаза, – вдруг просит мой спутник, проводив растроганную бабушку задумчивой улыбкой, и остаток пути до столика я честно бреду, полагаясь только на его подсказки. Мне никогда не делали сюрпризов. Ни родители, ни Виктор. Никто. – Угадаешь что это?

Я растерянно молчу, но глаз не открываю. Даже когда мой нюх улавливает что-то нереально, просто адски вонючее!

Вот это амбре! Мама дорогая...

Да если собрать портянки, которые всё лето таскала рота солдат, и то разить будет меньше!

– Ну-у? – восторженно подначивает Беда. Теперь-то его никнейм начинает понемногу себя оправдывать. – Есть предположения?

– Кошачий лоток? – бормочу, сглатывая вязкий ком в горле.

Господи, дай мне сил достойно выдержать эту викторину! Неудивительно, что у него проблемы с бывшей.

– Эм-м… – в задумчивом голосе белобрысого «чуда» проскальзывает неуверенность, следом разносится богатырский чих и какое-то не слишком обнадёживающее: – Сомневаюсь. Да нет, коты точно не могли… – ещё один чих, уже напополам со смехом. – Максимум куницы отметились, ну или белки, ёжики. Кто там ещё в лесу обитает?

Не выдержав мук неведенья, открываю глаза, внутренне приготовившись узреть что угодно, только не букет самых настоящих лесных ромашек.

– Беда, – настаёт мой черёд взволнованно замяться. – Ты запомнил…

8. Больно не будет

– Сергей.

– Что? – переспрашиваю, невольно передёрнувшись, как делаю это каждый раз, услышав имя ненавистного соседа.

– Я Серёжа, – и снова в уголке губ искрой проскакивает что-то тёмное, никак не вяжущееся с амплуа пай-мальчика. – Представился, теперь на полных правах могу угостить тебя мороженым…

То, как тягуче он произносит это «мороженым» пробирает так, что ветра не надо несмотря на небывалое пекло, нехарактерное началу ноября. Откуда такой дискомфорт? Неужели всё дело в первоначальном разочаровании?

Вернувшись с обещанным десертом, Сергей предлагает поменяться местами, сославшись на слепящее солнце, по той же причине сам остаётся в очках. Он много говорит и заразительно смеётся, рассказывая, как с утра ездил загород, чтобы набрать на опушке ромашки, потому что в ночь нашего знакомства я призналась, что равнодушна к красоте селекционных цветов, а диких – таких удивительных, настоящих – ни разу даже не нюхала.

Отодвинув букет от греха подальше, на самый край пластикового стола, наслаждаюсь обволакивающим тембром его голоса, нежным пломбиром с ярко выраженным вкусом фисташек и периодически ловлю себя на мысли, что постепенно оттаиваю. Мне давно не было так спокойно. Беда мне нравится, даже его зловещие ухмылки скорее будоражат, чем отталкивают. Одни только чёртовы авиаторы мешают полностью расслабиться, потому что без возможности видеть его глаза картинка по-прежнему остаётся неполной.

– Ты в курсе, что уже без четверти два, а мы ещё даже голубей не кормили? – внезапно вспоминает он дурацкий план идеального свидания, в шутку набросанный нами не далее как на прошлой неделе. Там ещё фигурировали прогулка по ботаническому саду, где, если верить газетам попрошайничает наглый выводок бельчат, и поцелуй под дождём (тогда мне это показалось жутко романтичным). – Бедные птички остались без обеда. Предлагаю начать исправляться прямо сейчас, а потом поедем к белочкам, у меня в бардачке припрятаны два пакета арахиса.

Мне уже никаких плановых мероприятий не нужно. Его голос звучит так мягко и ласково, что я куда-то плыву, как под гипнозом. Не утонуть бы.