Испуганно вздрагиваю, прижимаю снимок к груди, словно защищаю. Странно, я даже не заметила, как он вошел.

— Тебе придется хорошо постараться, чтобы доказать, что вы моя семья.

Недоуменно моргаю, пока Шершнев сверлит меня взглядом. Не понимаю, что ему нужно. Он смотрит голодным волком, отчего внутри разливаются противоречивые эмоции. Дыхание учащается, когда Олег оказывается рядом и прижимает меня к дивану. Зарывается пятерней в волосы, дергает на себя.

Обоняние обжигает его аромат, низ живота приятно тянет.

Он так близко.

Выгибаюсь навстречу. В памяти вспыхивает мерзкий голос другой женщины, и на меня обрушивается ледяной душ. Я привыкла к мысли, что Шершнев — моя территория. А сейчас все иначе.

— На этот раз все будет, как я сказал, — рычит в ухо, вызывая волну предательских мурашек.

— Согласна.

— Вот и отлично, — резко выпрямляется.

Ойкаю. По инерции тянусь за ним, но тут же с трудом удерживаю себя на месте. Он все видит. Подмечает, насмешливо приподнимает бровь, обжигает изумрудным пламенем глаз.

— Пульт, — крутит в руках маленькую черную коробочку и кивает мне за спину. — Провалился в диван.

Осоловело хлопаю ресницами, недоуменно оглядываюсь. На глубокую щель. Похоже, что туда и завалился.

Ты за пультом лез?

Скрипнув зубами, оборачиваюсь и зло смотрю на довольного Шершнева.

— Мне не до шуточек, Олег, — нервно бросаю я ему в лицо. — И не до просмотров кино. Если ты не понял: наш ребенок в опасности. Я сделаю все, что ты скажешь, но пренебрежения к его состоянию не потерплю. Если тебе плевать, то мы с малышом не будем на тебя рассчитывать.

Поднимаюсь с места, растерянно кошусь на него.

Ну же, ледяная глыба. Выдай хоть одну эмоцию.

Скрестив руки на груди, смотрит так холодно и отстраненно, что все надежды таят.

Неужели ему и правда плевать?

Замираю, когда Шершнев отступает в сторону, освобождая мне путь.

— На выход.

В животе бурлит желчь и поднимается по пищеводу. Плечи опускаются, и я прокручиваю его слова вновь и вновь.

Конец.

Веки печет, а я непроизвольно сжимаю руки на животе, словно так могу чем-то помочь своему несчастному малышу. Сил и хватает только на то, чтобы кивнуть и двинуться к выходу.

Неужели я ошиблась в нем?

Его ладонь внезапно падает на плечо и обжигает кожу сквозь плотный свитер.

— У тебя все анализы с собой?

Вопрос застает врасплох. Поднимаю голову, но толком ничего не вижу. Опять реву как дура. А Шершнев протяжно вздыхает в ответ.

— Да, — на автомате киваю, когда он подталкивает меня в спину.

— Отлично. Врач сказал, чтобы мы все привезли.

Неуверенно смотрю на Шершнева.

— Нам выбили окно в плотном графике, — шипит в ответ. — Опаздывать нельзя, так что пошевеливайся, — толкает снова и недовольно бурчит: — И прекрати реветь. Угробишь моего ребенка.

3. Глава 3

— Ничего нового я вам не скажу, — Виталий Петрович, поправив на переносице очки, откладывает бумаги в сторону и задумчиво смотрит на меня.

Упорно делаю вид, что все в порядке. Разглядываю мятно-белые стены, потираю мягкие подлокотники удобного кресла. В знакомой клинике с вывеской «ЛабМед» мне становится понятно, чем закончится наша поездка.

Очередное место, где тянут деньги из людей, вроде Шершнева. Однако свои мысли я не озвучиваю. Покупает он те же препараты, но с другими названиями и в три раза дороже? Пусть. Бога ради. Я никого ни неволю.

Только надежда на благополучный исход испаряется так же быстро, как улыбчивый персонал, который за ручку водит тебя из кабинета в кабинет.

— Я исключил тяжелую форму анемии. Показатели гемоглобина растут, динамика прослеживается, значит, терапия работает. Увеличу дозировку железа и выпишу препарат, ускоряющий его усвоение. Понаблюдаем.