Ну что за наваждение? Какого черта я исцарапала ему спину? До сих пор картина красных полос, пересекающих чернильные узоры на плечах, не дает покоя. Опять завываю и падаю на подушку, но забыться не выходит – звук входящего сообщения вырывает из полудремы.

«Как все прошло?»

Снова и снова смотрю на смс Тёмы и не могу найти слов, чтобы ответить. Мечта взять рюкзак и без объяснений свалить из этой страны куда-нибудь в Барселону загорается ярче. Я ведь и так давно мечтаю сбежать подальше от вечной указки и установленных норм, а сегодня почти готова это сделать. Я очень люблю папу, но он совсем не знает меры в желании все контролировать, особенно меня. 

Со стороны, наверное, может показаться, что я живу в сказке, но никому не видно, как пусто за стенами моего замка*. И да, плейлист «Гребаный надрыв» сегодня снова в деле.

А если без прикрас, то в вопросах воспитания отец всегда был жестким и беспринципным, как будто не отличал ребенка от своих прихвостней. В детстве, когда мне снились кошмары, он запрещал няне успокаивать меня, даже заходить в комнату, потому что я должна была сама научиться бороться с чудищами. Он никогда не умел заботиться обо мне. Ему и сейчас проще приставить охранников и дать денег, чем хотя бы раз обнять.

Ну вот, теперь я и вовсе реву. Хорошо, что у меня в запасе есть выходные. Пишу друзьям, что заболела, и забираюсь вместе с Elvira T в наушниках под одеяло. 

Даже папа верит в мою простуду, может, потому что я выгляжу фигово. На восьмое марта с утра дарит огромный букет с коробкой любимого зефира – редкость для него. Тёмыч передает через Ваню гигантского медведя. Машу́ ему в окно и ненавижу себя за то, что даже не спустилась. Но я не могу. Пыталась – не могу. Я коплю силы, чтобы выйти завтра. Мне придется ехать в универ, и это самое суровое испытание.

Лента пестрит розами, даже Зойка хвастается. Интересно, а ей букет Тёма подарил или… Стоп. Отказываюсь думать, это не мое дело, больше нет. Убираю телефон под подушку и засыпаю, пропустив пьяные серенады Трофима за окном. Хорошо, что парни не дают разбудить меня.

Я настолько одержима сегодняшним столкновением с Богданом – а я именно в таком контексте представляю нашу встречу, что прохожу мимо цветов от Ладыженского, которые стоят на кухне. Еще месяц назад убила бы за этот букет, но сейчас есть дела поважнее. 

Принимаю ванну с солью, патчи под глаза, кислородная маска «SOS» на лицо. Чуть больше макияжа, чем обычно, и результат в отражении не дает усомниться: la chica perfecta! Надеваю лифчик и глажу еще свежую татуировку под грудью, которую никто не видит, как и меня настоящую. Только внезапно установка на прекрасный день дает сбой, и я вспыхиваю от серии флешбэков – зубы на шее, пальцы сжимают грудь… Черт!

Вот почему щеки снова красные? Почему сбивается дыхание и сердце стучит быстрее? Он же мне даже не нравится! Не противен, не спорю, но бесит! Он же… он же, как обезьяна!

Закидываю жвачку в рот и спускаюсь вниз. Четыре градуса и дождь – в самый раз для моих белых лодочек, блин.

За рулем мне наконец удается успокоиться, а от Кукушкиных шуток дурацких в коридоре перед парой я даже смеюсь. Пока не встречаю острый взгляд, который на корню режет уверенность в себе. Не зря же я спотыкаюсь, как дура? Зато Милованов спокоен, точно пульс покойника. Будто и не целовал меня, будто у него и не срывало крышу!

Хватаю Риту под руку, и мы вместе исчезаем в кабинете. Правда, скрыться надолго не удается – уже скоро Богдан проходит мимо и садится прямо за мной, а я ловлю себя на том, что не дышу. Лекция начинается, а все мои мысли далеко за пределами скандинавских мифов.