Вот, что становится моей первой мыслью, когда вижу Цыганову: растерзать на хрен, и больше никаких проблем. Но это было бы слишком круто. Несмотря на бурлящую в жилах кровь, установка в голове по-прежнему тверда и незыблема: девчонку никто не должен видеть ни здесь, ни тем более рядом со мной. Это может быть опасным для нее, это может стать концом для меня.

Закрываю собой, целую шею, играюсь, пока парни не уходят. Никто не удивлен: в подсобке всякое происходит и до, и после боев. Слышу щелчок, чувствую, как она резко сводит колени, дрожит от моих пальцев. Мажорка горит. Лицо раскраснелось, дыхание сбито. Ни хрена она не милая девчонка. Ведьма чистой воды, которая хочет моей смерти. Искушает, подталкивает к пропасти, сама того не ведая. Она протяжно вздыхает, приоткрыв рот, а я больше не могу просто смотреть. Впиваюсь в ее губы, закидываю ногу выше, себе на пояс, вжимаюсь в нее.

К черту.

Меня отчислили из института, потому что я прогуливал пары. В армии я не вылезал из нарядов. Из клуба выперли, потому что я нарушил правила и дрался на улице. Меня могут убить, но я все равно целую ее. Смертник, блин. Не могу я перед ней устоять сейчас, не хочу даже пытаться.

Она вкусная. Без всех этих блесков и помад сладкая. Сладкая, как жвачка. И строптивая гадина. Не сразу, но сдается напору, у нее выхода нет. Ключ поверни и полетели. На хер «Сплина» из башки. Нападаю отчаяннее, трахаю языком, пока она задыхается, захлебывается, стонет. А когда отвечает, отвечает так ярко! Трется телом, будто пытается унять зуд между ног. Кажется, и не соображает, что делает.

Блть, как же там, наверное, горячо…

Ногти больно впиваются в шею и плечи. Рычу сдавленно, тяну ее на себя и с силой впечатываю в стену. Жестко, чтобы почувствовала, каково мне. Сжимаю пальцы на бедре и веду рукой вверх. Плотная ткань спортивок чертовски мешает. С удовольствием бы оставил отметины, пусть бы помнила, что именно «тупой качок» это сделал.

Мы несемся двести двадцать по встречке. Нас долбит разряд в двести двадцать вольт. Я почти сравнял ее со стеной. Мысли сводятся к тому, в каких позах я хочу трахнуть принцессу. По херу на все. 

Завожу руку за пояс ее штанов, трогаю через белье.

- А-а-а.

- Ты мокрая, - шепчу. – Да тут потоп, даже Ной не спасет.

Мой голос возвращает девчонку с орбиты на Землю. Она распахивает глаза, смотрит затуманенным взглядом, а зрачки – самые настоящие черные дыры. Я прямо слышу, как жужжат шестеренки в ее голове, как пробиваются сомнения. Почему бабы такие? Почему так сложно признать простой факт: она хочет, чтобы я ее поимел? Всем легче жилось бы.

Вот стадия отрицания началась, скоро гнев накроет. Уже – зеленое пламя вспыхивает и обжигает. Она пихает меня, но не тут-то было. Почти не двигаюсь, не намерен играть в детский сад. Смотрю прямо, впиваюсь пальцами в упругий зад. Толчок, и она закатывает глаза.

- Это ты сделала, - намекаю на каменный стояк.

Мажорка кусает губу: просто чтобы сдержать стон, готова проткнуть ее зубами. Сучка. Замахивается резко, но от меня подобные выпады не скроешь. Перехватываю ладонь у лица. Девчонка дышит яростно, смотрит так же, пытается ударить второй. Я крест на крест сжимаю ее запястья и завожу руки наверх. Наклоняюсь ближе до невыносимого медленно.

- Только попробуй, - сквозь зубы шипит.

- Попробую, даже не сомневайся.

Она вертит головой в разные стороны, уворачивается, а мне смешно. Ну дура же. Маленькая, вредная и… да, чертовски сексуальная дура. Кусает меня, когда я неизбежно целую ее. Не остаюсь в долгу, кусаю в ответ, а она набрасывается, хватает за шею. Когда подкидываю, скрещивает ноги за спиной. Пальцы везде – ее, мои – в волосах, на плечах и груди.