3. Глава 3

Марат

Жара, пыль с обочины, клубящаяся непроглядным облаком, вылетающим из-под колёс. Многокилометровая пробка в две полосы из тысячи автомобилей. Навигатор врёт, что осталось тридцать шесть минут до заданной точки, а Верховин жужжит на ухо, раздражая недовольством:

– Говорил тебе, что надо выезжать в шесть, а ты всё: «Успеем, проскочим». Проскочили.

– Куда-то торопишься? – не сдерживаю сарказма, награждая друга насмешливым взглядом. – Боишься, курочек разберут?

Он издаёт крякающий звук и смотрит на меня с осуждением. Не хватает только покрутить пальцем у виска, чтобы доходчиво показать, что Артемий обо мне думает. Но… Верховин до кончиков волос интеллигент, не позволяющий себе дурных знаков и матерных слов. Даже по пьяни самым жёстким словом, слетающим с заплетающегося языка, может быть в лучшем случае «дурак», да и то в порыве высшей грани гнева.

Тёмка всегда был таким. Мы учились с ним на одном курсе журфака. Я после школы, он, оттрубив два года в армии. Даже суровые будни казармы не смогли вбить в него второй русский язык простого народа, в отличии от меня. Мне для этого не понадобилось ни службы, ни общения с дворовыми пацанами. Я все знания юного архаровца проходил в семье, где каждую пятницу отец вползал в привычной позе – на четвереньках, бодая лбом дверь.

В таком состоянии ему под руку лучше было не попадать, но с четырьмя младшими сёстрами, ждущими внимания любимого папочки, сделать это было невозможно. Так что мои телеса испытали на себе и ремень, и провод, и тяжёлую руку. А уж сколько пришлось услышать в свой адрес на рабочем лексиконе, от которого скручивались кончики ушей…

В общем, Артемий предпочитал молчать, пряча за хмуростью неуверенность и мягкость характера, а я разбавлял нашу компанию вечными шутками и подколами, а также совершенствовался в искусстве обольщения прекрасного пола.

Именно тогда понял, что семья, дети, супруга, выедающая мозг десертной ложечкой, не для меня. Свобода – то, что я ценил больше всего. Привязанности, чувства, страдалки и розовые сопли стали запретными в моём арсенале. Более того, я бежал как от огня, от проявления женских слабостей. Познакомились, провели вместе горячую ночь или несколько, и сразу разбежались. Без телефонных номеров, без адресов, без обещаний.

Видел, как многие хотели продолжения и надеялись пробить брешь в моей броне, но стойко пресекал все попытки сближения, говоря, что женат и не собираюсь рушить ячейку общества. Да, врал. Я вообще научился красиво врать. Либо хорошую школу прошёл с отцом, либо написание фантастики с постапом развили полезный навык, но отличить правду от лжи не могла даже мама.

Ей тоже рассказывал сказки о постоянной девушке, на которой вот-вот женюсь, лишь бы она перестала приглашать молоденьких татарочек, являющихся дочерями многочисленных подруг родительницы. Только «вот-вот» затягивалось, переносилось на следующий год, а перед каждым семейным праздником моя придуманная невеста уезжала в командировку, или сорилась со мной на почве моих заплывов в творческий запой.

– Следующий поворот наш, – устало выдыхает Тёмыч, как будто мы едем на его горбу. – Достала жара. Искупаться хочется.

– И пивка холодного, – довольно потягиваюсь, кивая на холодильник, занимающий почти всё заднее сидение.

– Да, – соглашается со мной друг, звонко сглатывая слюну. – Под воблочку или тараньку.

– И горячих девчонок. Двух… Нет, лучше трёх…

Представляю, как сажаю одну рядом, а вторую между ног на колени, и в полной мере испытываю дискомфорт в штанах. Всё же хорошо придумал Егор устроить слёт цыпочек и пригласить покормиться друзей. Кто-то говорил, что самые отзывчивые и предприимчивые поэтессы и писательницы мыльных опер. Мысленно потёр ладони в предвкушение подтвердить это высказывание и найти свою горячую нимфу.