Эти солдаты в нашей деревне были из группы похоронной команды после боя (может, есть какое-то другое название – не знаю), вот они временно расквартировались в деревне. Они помогли потушить дома, которые горели, и как-то своим присутствием вдохнули в нас жизнь. В могиле на краю деревни начались захоронения павших в бою. Солдаты отдавали нам портянки, плащ-палатки, иногда гимнастёрки, сапоги, говорили – это осталось невостребованным. В основном брали все беженцы, у них не было ничего. И для нас, ожидавших зимы, разутых и раздетых, это было невероятной помощью, просто спасением.

Когда мы уже жили в подвалах города, эти плащ-палатки спасали нас, ими завешивали дверные проемы, ведь дверей не было. А тогда солдат-освободителей смогли уже накормить картошкой, которую выкопали. А у них была соль – невиданная роскошь, этого лакомства не было всю войну. Этот отряд прожил в деревне несколько дней. Круглые сутки топились бани, отстирывали их завшивленную одежду, они отмывались, подлечивались. Так начиналось освобождение Смоленщины и Смоленска. Детям строго запрещалось ходить в лес, так как там было много разбросанных гранат, мин, неразорвавшихся снарядов. Но ходили. И были случаи, когда мальчишки, лазая по блиндажам, в лесу подрывались на минах.

Освободили Смоленск 25 сентября 1943 года. Вновь образованными сельсоветами беженцам было рекомендовано возвращаться в город, то есть в никуда, так как город был разрушен почти полностью, а восстановительных работ не производилось – шла война. Но к возвращению беженцев готовили места для проживания: разрушенные дома разбирали, освобождали подвалы, где раньше хранились овощи, это были отсеки 1,5 м на 2,5 м с цементными полами, без окон – в них селились беженцы. Полы досками настилали сами, доставали в разрушенных домах половые доски, из них же делали топчаны, скамейки. Мужчин не было, их заменяли подростки 14–15 лет, дверные проемы зашивали плащ-палатками. Был 1943 год, еще шла война, не было ни пособий, ни магазинов, ни школ. Опять кормились перекопкой полей и луговыми травами.

Когда мы стали жить в подвалах и пошел запах пищи, пришли крысы, такие большие, что их даже кошки боялись. Ночью крысы лезли в тепло, в наши тряпки на топчанах, и ноги нам на ночь укутывали солдатскими портянками. Так мы и сосуществовали с ними, с этими зверьками, но рано утром они уходили, дверей ведь не было, а проёмы закрывали солдатскими плащ-палатками. А еще в подвалах была страшная напасть – днем кусались блохи, а ночью со стен, с потолка падали мокрицы – маленькие ворсистые сороконожки, они могли заползти в ушко – бабушка вынимала булавкой, но все равно ушко болело, не спасали и платки, которые надевали нам на головы, – очень уж эти мокрицы были пронырливые.

В наших подвалах жило до 50 семей, было много детей, но уже не летали немецкие самолеты, не бомбили, и стал потихоньку отпускать страх. А жили дружно, делились всем и помогали.

У нас не было адреса и не доходили похоронки, и все надеялись, что наши на войне живы. В 1945 году всех окрылила Победа.

А война покатилась дальше на запад, и вот уже битва за Берлин. Жесточайшие бои. Мама рассказывала, что количество раненых в госпиталях утраивалось. Пока шли эти непрестанные бои, раненые – полные калеки, без ног, без рук, слепые, как-то уже смирились со своими увечьями – все-таки остались живы, и уже строили какие-то планы, знали – матери любых их примут, общая ведь беда, советовались с медперсоналом. С легкоранеными сдружились, те ведь им помогали всегда, а помощь нужна была почти постоянная.