Держу царевича за плечи, пальцы до хруста вминают его кости, ломая и стирая в порошок. Регенерация починит. Гоша ведь демоник…тьфу, позор нашего племени, вот кто он!

Сморщившись, как сушеное яблоко, Гоша орет. От боли, от страха. Ревущий ветер обжигает его глаза и стегает кожу. Царевич уже минуту, как наложил кирпичей в штаны.как наложил кирпичей в штаны.

Я одно не понимаю – ЗАЧЕМ?!

Денег – хоть жопой жуй, почти любая женщина – твоя. А сколько сотен тысяч людей надеются на тебя, сколько в пример ставят детям, сколько восхищаются тобой?! Чем инферно могли купить человека, у которого есть власть и любовь народа? У которого есть всё? Может, он под гипнозом? Может, ему мозги промыли? Разве есть другое объяснение существования настолько опустившейся гниды?

– Пощади! – плачет сын императора. – Я не хотел стольких губить, но ты был непобедим! Тебя нельзя было сразить без жертв!

Громовые когти вспыхивают. Молнии разрывают небо, наполняя воздушные высоты синим светом.

– ОБЪЯСНИ.

– Я лишь хотел любви отца! – с ужасом визжит он. – Хотел, чтобы он гордился мной, как Владимиром! Хотел быть любимым сыном! Пойми! Будь милосерден!

Треск…

Хрустит ключица, растертая стальным сжатием в пыль.

– ВОТ. МОЕ. МИЛОСЕРДИЕ.

Гремят вспышки разрядов. Молния задевает хвостом цесаревича. Он дергается, взвывая:

– И-А-А-Р-Р!

Голова мотается из стороны в сторону, зубы лязгают. Волосы дымятся.

– А-А-А-Р-Р-А!

Подвешенный над рубежом разбомбленного города, царевич содрогается в дерьме – сам кусок такого же дерьма, – кричит и визжит, голос распадается на хор жалких звуков: плач, стоны, хрипы. Псих-шторм бушует, бьет волнами по сознанию жалкого утырка, сводя его с ума. Грохочущий напев сияющих молний сопровождает страдания.

– Волки! – кричит Гоша, пытаясь переорать шум и рев стихии. – Синие волки летают повсюду!

В играх света и ветра, правда, чудятся оскаленные вытянутые пасти. Истеря, Гоша роняет слезы на вывороченные бомбежками фундаменты – останки древних строений.

– Не отдавай меня им! Не отдавай!

Тем временем мы покидаем Кандагар.

Ныряю с неба в окопы с нашими. Из восстановленного дота высовываются мои дружинники, оглядывают серебряную броню.

– Перун? Вы?! – переводят взгляд на пускающего слюни царевича с остекленевшим взглядом. – Ваше Высочество?!

– Присмотрите за ним, – швыряю Гошу в траншею, под насыпью рядом. под насыпью рядом.

Он, сжавшись в калачик, визжит:

– Небесные волки, вам меня не достать! – и зарывается лицом в землю. – Хи-хи-хи…

– Боги, что с царевичем? – солдат делает дулом автомата сварожий круг.

– Испугался высоты, – я взмываю обратно в небо. – Царевич подозревается в заговоре против государя и Отчизны. Много чего знает, наверное. Отведите его в убежище и следите за ним. Если упустите – шкуру спущу. А еще проверяйте, чтобы он себе язык не откусил. Ему резко стало страшно жить.

– Небесные волки, хи-хи…

– Вас поняли, – слышу оторопелое. – Но куда вы сами?! В той стороне враг!

– Пока да.

Окопы и военные траншеи с брустверами остаются позади. Палаточный город наемников вырастает перед глазами. Тысячи шатров-бараков, уходящих на юг, а за ними черные стойбища демонов. Радиолокационные станции вращают антеннами. Меня, конечно, не должны были обнаружить. Отвод, все дела. Но, видимо, успели засечь, пока курсировал с Гошей. Не повезло. Наемникам, конечно.

Свист ветров уступает гулу снизу. Далекие пусковые установки ПВО дают залп. Три ракеты летят мне навстречу. На каждой четыре небольших крыла. Я взмахиваю Когтями, молнии впиваются в железные конусы-носы. БУ-У-УХ. Взрывы сотрясают небо. Бригантина принимает ударную волну, и меня лишь толкает на пару метров. Да еще в ушах слегка позванивает.