Идиот. Тешил себя надеждами, хотя видел в глазах главного лекаря Урюпинской больницы настоящий ответ.

Утраченный дар вернуть невозможно. Он мертв, иссяк, выгорел до бескрайней пустоши. Я потерял не только магию, но и себя.

— Мне надо идти, — проглотив острый ком, я выпрямился. На тошноту и слабость постарался не обращать внимания.

Все пройдет. Привык же.

— Влад, тебе нужен лекарь, — знакомый жалостливый взгляд резанул по сердцу до скрипа зубов.

Достали!

— Вроде бы рана не опасна, — индифферентно ответил я. — Буду менять повязки и следить за гигиеной.

— Душевный лекарь, не простой хирург или травматолог. Сюда ты попадаешь чаще, чем остальные жандармы и лейб-гвардейцы. Такое чувство, будто сознательно идешь на смерть!

Я промолчал, Абрамов дернул меня на себя, отчего иглой прострелило руку от пострадавшего плеча до кончиков пальцев на ногах. Сжав челюсти, я гневно посмотрел на Славу, дождавшись, когда он отойдет.

Сказать что-то или ответить по существу я не успел, поскольку в двери постучали. Кудрявая голова Баро проснулась в приоткрытую щель. Выражение лица командира лейб-гвардии Алексея подсказало мне, что лучше поторопиться. Судя по черным папкам подмышкой Светлакова, наши умельцы нашли информацию задержанным. В том числе Оксану Мечихину или как там себя называла рыжая горничная.

— А, подполковник, — не слишком обрадовался присутствию командира Абрамов.

Оно и понятно, цыган с даром управлять картами Таро вызывал у Славы, мягко говоря, не лучшие ассоциации. Не любил наш лейб-лекарь свободолюбивый кочевой народ.

— Полковник, — сухо поправил его Баро и перевел угольно-черный взгляд на меня. — Влад? Ты закончил?

Вообще-то ему следовало обращаться ко мне как положено, поскольку мое звание было выше. Но…

Я вышел следом за Светлаковым и аккуратно прикрыл дверь медкабинета. В коридоре стояла тишина, лишь изредка доносился гул проходящих по лестнице охранников. Первый интересовался наличием сигарет, второй уверял, что последние две для дежурства остались.

— Нашел?

Баро не заставил себя долго ждать: вручил мне папки и первой же оказались материалы, собранные на Оксану Витальевну Мечихину. Похоже, она не соврала. Ее действительно звали так, только фотография показывала не рыжую перепуганную девчонку, а изможденную блондинку.

— Менталисты проверили. Блок на памяти, ничего не знает, — развел руками Баро. — Стена — тараном не пробить.

— А начальник караула и охрана?

— Молчат, — ресницы дрогнули, тени затерялись на оливковой коже Светлакова. — Приказано применять пытки. И тебе звонила княгиня Ольга.

Последние слова друг произнес весело и непринужденно. Я же сделал вид, будто не услышал его.

— Соберите опергруппу. Надо съездить на квартиру к этой Мечихиной, — я перевернул листок и вчитался в записи, сделанные чьей-то кривой рукой. За дерьмовый почерк некоторых солдат надо бить линейкой.

— Командование возьмешь сам?

Прозвучало риторически, поскольку Баро знал ответ. Спросил скорее из вежливости и для протокола.

— Цесаревич лично поручил мне расследование, — спокойно отозвался, хотя видел недовольно поджатые губы Светлакова.

Еще бы, где это видано, чтобы командир корпуса жандармов разбирался в заговорах лично. Нет чтобы офицеров послать или кого-то пониже статусом.

— Кстати, девчонку тоже отдай под допрос. Пусть ломают блок, — приказал я.

— Влад, — в голосе Баро промелькнула неуверенность.

— В чем дело?

Я догадывался о причинах сомнений. У Светлакова младшая сестра едва ли старше той девицы, что томилась в казематах.

Недавно его семья отпраздновала большое событие: Нана стала совершеннолетней и ей подобрали жениха, вскоре она выйдет замуж. А военные тоже люди. У нас и сестры с братьями, родители, и дети. И какие-то вещи в нашей работы мы воспринимали острее, чем другие.