Есть правило: как у женщин в одном офисе выравнивается цикл, так любой мужик в дамском коллективе теряет маскулинную индивидуальность.

Потому не стоит противиться природе. Просто я сделаю завтра своей начальнице лучший в мире черный кофе с двумя ложками сахара.

— Да не за что, Марина Марьяновна. Все ради вас, любимой, — не стоит так явственно демонстрировать сарказм, однако не могу сдержаться. С другой стороны, все по канону. В книжках описывают: взор темнеет, грозовые тучи, ожидаются осадки в виде пиздюлей.

— И в финансовый отдел зайди! Поможешь перетащить коробки в архив, — злобно шипит Марина. Я на секунду задумался о родстве Стерлядь с королевскими кобрами. — Сто двадцать штук.

Изо рта против воли вырывается стон. Архив в подвале, финансовый отдел на девятом этаже — лифт не работает. Эти злосчастные коробки я тоже видел. Там каждая из-под принтера. Неясно, где столько оргтехники взяли, чтобы сто двадцать коробок документов накопить. Да у нас телефон с факсом надо с собаками по всему заводу искать, а здесь аж вон сколько!

— Конечно, Марина Марьяновна. Как пожелаете, госпожа. Все что угодно, ваше величество.

Язык мой — враг мне любимому. Бегу быстрее, чем Стерлядь успевает бросить в меня пачку «Снегурочки». Захлопнув за собой дверь, я слышу яростный крик:

— Вызови хозяйственников, пусть пыль уберут! Бумаги еще закажи, приказ о премировании допечатай. Придешь, будут командировки. Да, и не вздумай в кофе мне что-то добавить. Сразу уволю к чертям!

Ладно. Не трону, женская коварность не по моей части.

Воды тебе вскипячу из бачка унитаза, Стерлядь.

2. Глава 2. Не мужское дело — секретарь!

Вначале таскаешь коробки по пятьдесят килограмм каждая, а затем носят тебя. Мужчины — сильная половина человечества, но на двадцатой коробке, унесенной в архив, сдался даже мой молодой организм. Спина ноет, руки дрожат — такое ощущение, будто меня пропустили через комбайн.

Вам, Кирилл Андреевич, не двадцать шесть лет — все восемьдесят с соответствующими диагнозами из международной классификации болезней.

Лестницы бесконечные, ступеньки маленькие, освещение как в фильмах ужасов. Из-за угла норовит выскочить очередной заполошный инженер, чтоб в тебя врезаться. Прямо как сейчас, когда мне в капот влетел Женька Суровцев из сталеплавильного цеха. От силы удара мое бренное тело едва не отнесло к стене — а я вроде немаленький. Хотя в сравнении с этим двухметровым бугаем кто угодно Дюймовочкой станет.

— Ой, Кирюха! — обрадовался Евгений, потрясая бумагами, пока я пытался поймать ускользающую из потных ладоней коробку. — Ты к себе пойдешь?

«Нет-нет, не вздумай сунуть мне свои отчеты. Сам неси начальству» — хочу заорать в ответ, но вместо этого отвечаю:

— Пойду, когда-нибудь. Если по дороге не умру, погребенный под тоннами макулатуры.

Ох уж эти сочувственные взоры. Вы бы видели, как они смотрели на меня, когда я в курилке рассказывал о своей должности. «Секретарша?! Мужик, да ты с ума сошел!», — кричали суровые мастера и рабочие, давясь дымом. Что за стереотипы? И где хваленное равенство?

— О, отлично! Не отнесешь мои графики Бабенко? А то сам понимаешь. У меня там цех, парни, — очередная попытка надавить на жалость нисколько меня не трогает. Коробка, между прочим, тяжелая. — Тебе ведь нетрудно пару бумажечек отнести?

Интересно, люди игнорируют работу других, когда пытаются выклянчить помощь? 

— Так я пока со всем хламом справлюсь, бумаги твои забыть могу. Или в архив случайно сдам.  

В нашем секретарском деле главное — вежливый отказ, облеченный в форму давления на жалость. Этому я научился у коллег-дам. Когда делать им что-то не хочется, даже кот из мультфильма «Шрэк» обзавидуется такой актерской игре «Перекинь работу на другого». Чаще всего прокатывает с парнями. Особенно если девушка красивая.