Криминалист покачала головой.

– Ничего. Пока.

– Спасибо. Упакуйте все, как вещественные доказательства. – Эрика посмотрела на пакеты с поляроидными снимками. – Эта Аннабель могла быть проституткой, которую он нанял.

– Думаю, предпочтительнее использовать термин «секс-работница», – поправила ее Далия.

Эрика проигнорировала ее комментарий.

– Не было никаких признаков взлома. Уборщица открыла входную дверь, вошла и обнаружила тело. Возможно, это была неудачная сексуальная игра, и кто бы ни был в нее вовлечен, он просто запаниковал и ушел. Или это убийство, обставленное как секс-игра. – Ее слова повисли в воздухе, и какое-то время в комнате раздавались лишь щелчки и вспышки фотоаппарата криминалиста. – В любом случае у нас есть мертвый член парламента, и вскоре пресса об этом узнает.

4

Часы показывали десять вечера. Эрика сняла защитный костюм и отдала его криминалистам для упаковки. Затем проверила телефон и обнаружила кучу сообщений от Игоря, который спрашивал, что происходит.

«Вот черт. Игорь».

Далия и Гленн сдали свои костюмы, и Эрика попросила их для начала обойти соседние квартиры, а сама спустилась поговорить со швейцаром на первом этаже.

Она помнила, что вернулась с набережной через отдельный вход, расположенный рядом со входом в ресторан. Внизу Эрика обнаружила невысокого мужчину средних лет, сидевшего за стойкой в вестибюле. Раньше его там не было. Его лицо подозрительно раскраснелось, а торчащие передние зубы напомнили Эрике кролика. Мужчина с раздражением посмотрел на нее, когда она показала свое удостоверение.

– Скажите, пожалуйста, как вас зовут? – спросила она.

– Оливер Грант, – ответил он, демонстрируя внушительные передние зубы.

– Вы были здесь весь день?

– Я пришел в шесть. Я так понимаю, на четвертом этаже что-то случилось? Вы здесь, чтобы предоставить мне дополнительную информацию? Я отвечаю за это здание и не люблю оставаться в неведении.

Позади стойки она увидела небольшой ряд экранов видеонаблюдения, показывающих разные углы дома.

– Ваши камеры видеонаблюдения охватывают внутренние коридоры? – уточнила Эрика, глядя на экран, показывающий главный вход.

– Это не мои камеры. Ими владеет управляющая компания.

– Разумеется, – спокойно согласилась Эрика, не поддавшись на провокацию со стороны раздражительного надменного коротышки.

– Мы очень серьезно относимся к неприкосновенности частной жизни наших жильцов. У нас нет никаких камер во внутренних коридорах.

– А что насчет кабин лифтов?

– В двух основных лифтах, обслуживающих жилые этажи, нет системы видеонаблюдения, – покачал головой он.

– И что же тогда охватывает ваша система видеонаблюдения?

– Главный вход со стороны набережной Темзы, служебный вход и разгрузочную площадку для жилой части и ресторана. Служебный лифт в ресторане, вход в ресторан и пивной бар. И этот вестибюль.

– Гости должны регистрировать свое присутствие?

– Естественно.

– А жильцы?

– Нет.

– И как вы это контролируете?

– Э-э-э… Мы просто знаем.

– Я зашла сюда несколько часов назад, и вас не было за стойкой.

– Должно быть, я был в служебном помещении.

Эрика посмотрела на дверь в маленький кабинет дальше по коридору.

– Вы работали здесь вчера вечером?

Прежде чем он успел ответить, дверь за их спинами открылась, и с реки повеяло свежим ветерком. В вестибюль вошел высокий темноволосый мужчина с лицом, испещренным шрамами от угревой сыпи; на вид ему было под сорок. Рядом шел худощавый лысеющий мужчина в сером костюме и длинном плаще. Он был бледен, а под его левым глазом виднелось коричневое родимое пятно, похожее на коросту.