Самолет без задержки доставил его, он доехал до вокзала и сел на автобус. Тимофей даже близко не знал, как искать Ульяну, но когда доехал до поселка и вышел на остановке, подошел к ларьку с пирожками:

— Доброе утро, я ищу Надежду Спасскую, — спросил он женщину за прилавком, и она сразу ответила:

— Так в храме она, где еще ей быть.

— А как пройти, подскажите, пожалуйста.

— А ты пирожок купи, и я скажу, — засмеялась продавщица.

— Дайте два, — обрадовался Тимофей, протянул деньги и уже через минуту шел к направлению храма святого Трифона.

По дороге он себя хвалил, что помнил, как зовут маму Ульяны, жалко, что он не знал ее отчества, но решил, что спросит у прихожан в церкви.

Ульяну он увидел на улице у самого входа в храм. Она разговаривала с девочкой лет семи, поправляла на ней платок, улыбалась. Тимофей остановился как истукан, с удивлением рассматривая ее. На Ульяне была длинная широкая юбка синего цвета, кофта с высоким воротничком и на голове косынка. Увидев его, она замерла и опустила руки вдоль туловища. Не заметить большой выпирающий живот было трудно. Тимофей подошел к ней ближе и, глядя в глаза, спросил:

— И ты не собиралась мне об этом говорить?

— Нет, — тихо ответила Ульяна.

— Почему? — в его голосе звучали злость и обида.

— А вдруг бы ты поступил, как Мирон?

Обида и злость сразу улетучились. Да, об этом он даже не подумал.

— Я не Мирон! — все же грубо выпалил Тимофей.

Ульяна пожала плечами и опустила глаза.

Он сделал еще один шаг к ней и чуть приобнял. Она отпрянула от него и прошептала:

— В храме нельзя обниматься.

— Ой, прости. Пойдем, поговорим? — он указал ей на тропинку, которая вела к озеру.

Они медленно пошли по дорожке, и, когда вышли за деревянные ворота храма, Тимофей взял ее за руку. Ульяна не убрала руки, а даже чуть сжала ее.

— В вашей церкви можно обвенчаться? — спросил он, когда они остановились у воды.

— Можно.

— Завтра?

Она подумала немного и ответила:

— Да, завтра воскресенье и батюшка может нас обвенчать.

Потом задумалась и спросила:

— А тебе это точно надо?

Тимофей хотел отбросить ее руку. Как она может задавать такие вопросы? Неужели ей не ясно, что он не такой, как Мирон, и никогда не откажется от своего ребенка, а его мать не заставит делать аборт, но он посмотрел на выпирающий живот и улыбнулся:

— Мне очень это надо.

Она кивнула и предложила:

— Тебе надо с моей мамой познакомиться. Но сейчас служба идет. А я вышла, мне душно там и тяжело стоять.

Он оглянулся в поисках скамейки, но ничего не нашел:

— Может, тогда пойдем к тебе?

Она сжала его руку и повела назад к церкви:

— Я маме скажу, что ухожу, и буду ее ждать дома.

Через полчаса они подошли к дому. Многоэтажек в поселке не было, но много трехэтажных домов, где и проживали Ульяна с мамой.

— Вон в том доме, — Ульяна указала на серое здание напротив, — когда-то жила Настя. А в этом дворе прошло мое детство. Пошли.

Тимофей внимательно и с интересом осмотрелся, заметил старые качели и спросил:

— На них каталась?

— А как же! Вот этот шрам они мне подарили, — она дотронулась до маленькой беленькой полосочки на лбу.

— Сейчас я пойду и побью их! — пригрозил Тимофей, улыбаясь.

— Тогда и то дерево тоже побей, я свалилась с него и поломала руку.

Тимофей встал в стойку:

— Дальше! Жду список всех обидчиков!

Ульяна засмеялась и потянула его к подъезду.

Как зашли в квартиру, девушка направилась на кухню и поставила чайник:

— Ты, наверное, голоден.

Квартира была небольшой, но уютной и очень похожей на ту, где он жил на Тверской с родителями: маленький коридорчик, справа туалет с ванной, слева маленькая кухонка, прямо одна комната, метров двенадцать квадратных, не больше.