А на следующий день он встретил меня на площадке для трансляции скрин-образов как ни в чем не бывало. Та же холодная учтивая улыбка присутствовала на губах мужчины, тот же холод в глазах и ни капли раскаяния от содеянного. Захотелось размозжить кирпичом это довольное лицо.

Чего мне только стоило сдержаться и не выдать свое отношение к этому человеку только всевышний видел. Но я смогла пережить, выстоять, не показать слабину.

И если раньше не понимала отчего с его стороны ко мне такое отношение, то теперь я по крайней мере знала за что стоит ненавидеть Гуантиеро Рейгассена.

Он хотел войны — он ее получил. А на войне, как известно, все средства хороши. И если до того я считала, что недостойно совершать маленькие подлости, то теперь моя совесть молчала, когда делалось все возможное, чтобы выбить почву из под ног мужчины.

Как-то после особо тяжелой сессии по трансляции образов у Тиеро из раздевалки исчезла вся одежда вплоть до нижнего белья и ему пришлось просить постороннего человека принести что-нибудь накинуть на голое тело, чтобы не идти в чем мать родила до своей комнаты отдыха. В другой раз вместо шампуня в тюбике оказался быстро схватывающееся клеящее средство, которым обычно фиксировались импланты. Еще был случай, когда в комнате отдыха Тиеро произошло нашествие насекомых. Откуда они взялись никто не знал. Все попытки установить виновника произошедших инцидентов не дали результатов. Служба охраны разводила руками в бессилии обнаружить злоумышленника.

Разговаривая с девочками по площадке я недоумевала — кто же мог подобное совершить с бедным Тиеро?

- Пап, я пришла! Ты где? - дверь в дом была открыта и потому я с порога принялась искать хозяина поместья.

Охрана на входе пропустила меня не задавая вопросов. Им по ранжиру было положено знать всех входящих и выходящих из дому. Меня в том числе. Правда, однажды все же пришлось заставить вызвать отца, потому как меня не хотели пускать отчаянные молодцы, стоящие на страже интересов сенатора Стоуна. Во благо интересов семьи мне пришлось взять фамилию бабушки по материнской линии, чтобы ни в коем случае не марать имя отца. Хватило уже того, что кое-кто постарался до меня извалять это имя в грязи.

Оказывается быть дочерью известного человека не так просто и легко, как казалось на первый взгляд. Ответственность, которая ложилась на плечи, была неимоверной и прижимала к земле, в то время, когда надо было при любых обстоятельствах ходить с высоко поднятой головой. Нельзя было ни в коем случае допускать даже маленькой ошибки ни в чем. Требовалось быть примером для подражания - всегда. Даже когда все было плохо и на душе кошки скреблись, раздирая внутренности до крови. Я не имела возможности показать свою слабину даже в мелочах.

Будучи первенцем в семье на меня возлагались большие надежды, воплотить которые в жизнь я была просто обязана при любых обстоятельствах. Как только я стала понимать речь я изо дня в день слышала «ты должна!», «ты обязана!», «ты можешь!», «так нельзя!», «это недопустимо!» и так далее. И я следовала требованиям. Делала, что мне говорили, старалась изо всех сил, даже тогда, когда приходилось рвать жилы, изнемогая от пота и истекая кровью, соблюдала всевозможные правила, не допускала никаких нарушений порядка, хотя в душе у меня все кипело от возмущения и недовольства. Но я даже не имела возможности высказаться об этом вслух, потому как было нельзя, против правил. И изо дня в день я делала все так, как мне говорили и что от меня требовали. При этом я не получала никакой похвалы, даже самой маленькой. Стремилась, ждала, надеялась. Но проходили дни, а меня все не хвалили. Самым большим достижением было, когда я не получала упреков за свое поведение. Тогда для меня практически был праздник. Я думала, что так и должно быть. Что это издержки того положения, что занимал отец в обществе. Мне так говорили. Меня в этом практически убедили. И я верила. Или, по крайней мере, хотела в это верить. Ведь так проще жить, когда не знаешь с чем сравнивать.