— Снова пришлось тебя из-за грани вытаскивать, глупый мальчишка. Как чувствуешь себя?

— Не подох и ладно. Голоден ужасно.

— Я… скажу Никите, чтобы он бульон принес.

— Угу. И это… Марика… спасибо, что ли. Снова.

— На здоровьице.

Прищурив вдруг заслезившиеся глаза, ведьма поспешно вышла из комнаты. Надо было княжича одеть, помочь ему справить естественные надобности и только потом уже кормить. Никитку, наверное, стоило искать в кухне — дело молодое. И Марике как раз туда и нужно.

В кухне ведьма вчера провела весь вечер, злобно отчитывая лекаря и бодро командуя щекастым отроком Марко, который варил под ее руководством целебное зелье. Ничего страшного, вопреки его распросам, туда не добавляли, ни жабьих глаз, ни мышиных хвостов, ни мухоморов. Только травы, лично Марикой собранные в нужный срок и по всем правилам высушенные. Не те, что в аптечной лавке купить можно. Мало кто помнит, что для всякой травы — свое время. Какие-то нужно от глаз прятать в самую глубь сундука, какие-то поить светом полной луны, какие-то сушить на ветру. Марика все эти секреты чуяла своей ведьминской сутью, и потому ее зелье должно было обладать силой куда большей, чем все примочки и микстуры несчастного пожилого человечка, чуть не сгубившего княжича.

А кто ее унес на руках с кухни, когда она заснула там прямо за столом, Марика не ведала. Вероятно — Никитка, больше некому.

В кухне было шумно, даже слишком. Слышались знакомые уже голоса и пронзительный детский визг. Варвара Ольговна явно была не в духе, наотрез отказываясь есть кашу.

— Ешь, тебе говорю, — ругалась Катерина. — Чтобы быть сильной и красивой, нужно хорошо кушать!

— Сама ешь свою поганую кашу! — верещала девочка. — Тебе тоже красивой быть нужно, и еще умной! Ты глупая, злая, уродливая…

Откровения Вари прервала звонкая пощечина. Стало вдруг тихо-тихо. Марика вся вспыхнула, готовая рвать и метать, но ее заступничество не потребовалось. Тишину расколол звук второй пощечины, куда более сильной, и тихий скулеж Кати.

— Ты, коза, княжескую дочь ударить посмела? — низко зарычал Никитка. — Бера благодари, что ты мне родная сестра…

— А она обзывалась и перечила!

— Что бы ни говорила, во-первых, она дитя малое, неразумное. А во-вторых — твоя хозяйка.

— Вот оно как? Какая-то ублюдочная девка тебе родной сестры дороже? Ну так ноги моей больше тут не будет!

— И куда собралась, малохольная? Забыла разве, что тут по милости великой и на полном содержании у князя живешь?

— А к Мирону в дом пойду.

— Так тебя там и ждут! Мирошке ты только для одного дела и нужна, а в жены он тебя и не звал.

— Для какого дела? — тут же встряла Варварка, и Марика решила, что теперь точно пора вмешаться.

Откашлялась громко, затопала ногами.

— Там княжич в себя пришел. Голодный, есть просит. Варечка, душенька моя, что это с тобой? Ты с собачками дралась?

Всего немного времени назад Варвара Ольговна выглядела, как куколка — аккуратная, чистенькая и тихая. Теперь же одна лента была потеряна, щеки измазаны в саже, а драгоценное верхнее платье решительно сброшено под лавку.

Катя громко сопела, отвернувшись от всех, а дородная румяная старуха в углу кухни неодобрительно качала головой, но не вмешивалась ни во что. Кухарка, что ли? Да нет, для кухарки старовата и слишком важна.

— Я сейчас, сейчас, — засуетился Никитка. — Что ему можно, ведьма? Мяса? Сыра?

— Бульон, — важно процедила старуха. — Можно еще сухарь размочить. И взвара ягодного кислого.

— Верно, — согласилась Марика с радостным удивлением. — А вы… матушка, стало быть, опытная лекарица?