Настя

– Это папе, – протягиваю пакет, полный подарков, Аньке. – А это маме.

Она бережно складывает всё это в сумку, которая уже битком набита её личными вещами.

– Это дяде Егору, а это племянницам – Лизе и Соне.

– Мать, у меня уже места не хватает, – произносит с укором Анька. – Много у тебя ещё родственников осталось?

– Последний пакет любимой бабуле.

Протягиваю упакованный в яркую новогоднюю бумагу свёрток и виновато пожимаю плечами. Бедной Аньке всё это волочить на вокзал, а потом таскаться с моими подарками по родственникам. Будто делать ей больше нечего. Но она сама виновата – предложила свою помощь, а я, не раздумывая, согласилась. 

– Бабуле ладно, бабуле передам, – улыбается подруга и буквально вжимает последний свёрток в переполненную сумку, закрывая её на замок.

– Спасибо тебе, Ань. Огромное спасибо! Ты это… передай всем моим, что я их очень сильно люблю.

В глазах моментально скапливаются слёзы, и я часто моргаю, чтобы совсем не раскиснуть. 

– Передам, Насть, не волнуйся. Они и сами прекрасно понимают, что ты у них хорошая девка, просто золото. Жаль только, что о беременности своей ты ничего им не рассказала, – вздыхает подруга и опускается на пружинистую общажную кровать.

– Что ты, Ань! – пугаюсь и чувствую, как часто стучит моё сердце. – Вспомни, как отец увидел в десятом классе, что я впервые целуюсь с Димкой Ивановым. Он нравился мне с первого класса, а тут наконец обратил внимание на школьной дискотеке по случаю окончания учебного года. Мы весь вечер танцевали медляки, а под конец – он слегка коснулся меня губами. Что было дальше, я могу тебе не рассказывать – ты и сама это помнишь. Всё лето я просидела дома над учебниками, измученная его нравоучениями о том, что порядочной девушке целоваться до свадьбы ни с кем нельзя. А тут… беременность. Да он с меня шкуру живьем сдерет за то, что посмела ноги раздвинуть перед первым встречным.

– Ладно, ты не волнуйся, я, как и обещала, буду молчать, – произносит Анька. – Но ты же сама понимаешь, что долго скрываться у тебя не получится.

Из общаги я выхожу с каким-то тяжелым грузом на сердце. И с полным пониманием того, что, скрывая от родных правду, поступаю неправильно и подло. Но Анька права, и вечно так продолжаться не может. Как только рожу, тут же сообщу родителям. И будь что будет.

Прямо из общежития я направляюсь на рабочее место. Сегодня по графику у меня четыре рабочих часа. Честно говоря, я очень сильно удивилась, когда увидела Олесю Максимовну на пороге своей квартиры. Странно, но она не ругалась и не кричала. Спокойно предложила вернуться на работу с облегченным графиком работы на тех же условиях, что и раньше. Я, конечно, тут же согласилась. Накануне Анька рассказала мне, что всех сотрудников ресторана Олесю Максимовну вынудили официально принять на работу. Были серьёзные проверки, после которых начальница значительно присмирела.

Без Аньки в ресторане скучно. Я надеваю на себя рабочую одежду, заплетаю волосы в тугой пучок и выхожу в зал. Послеобеденное время идёт вяло, но мне все же удается заработать несколько сотен чаевых. Ближе к вечеру зал заполняется людьми, жаль только, что через полчаса я заканчиваю свой рабочий день.

Я слёзно умоляла Олесю Максимовну поставить меня работать в новогоднюю ночь – тогда можно было бы заработать немерено денег на чаевых, но она наотрез отказалась, сказав, что беременных не положено ставить в ночные смены.

Я выхожу в зал и тут же отшатываюсь, словно вижу в зале не Артура, а как минимум привидение. Крепко сжимаю в руках меню, делаю над собой огромное усилие и под громкие удары собственного сердца, подхожу к столику, за которым отец Макса сидит в окружении бумаг и той самой дамы, которую я видела раньше.