Какой соблазн. Когда-то я мечтала пожить в столице хоть месяц, почувствовать себя москвичкой, впитать в себя энергию города и осознать смысл фразы «неспящая Москва». Мечты сбываются, правда, запоздало,  к тому же с огромным животом и с ребенком рядом город особо не увидишь.

— Если я соглашусь, вы перестанете мне ежемесячно платить? – Этот вопрос один из главных. Мне важно понимать, смогу ли я дальше выплачивать Нику деньги.

— Я буду вам платить в том же объеме, что есть сейчас.

— Я должна буду оплачивать аренду вашего жилья?

— Нет, - мужчина неожиданно мягко улыбается, но улыбку тут же прячет за чашкой. – Не придумывайте себе препятствия, из-за которых вы не можете согласиться. Вы кого-то боитесь оставить в своем городе?

— Нет, - говорю чистую правду.

За бабушку не переживаю, она у меня давно мечтает, чтобы мы с Тамарой съехали. Если станет плохо, попадет в больницу, ее подружка, живущая тремя этажами выше, мне сразу же позвонит. За Даню вообще не беспокоюсь, этот засранец выкрутится из любой передряги. Уверена, он уже решил проблему с деньгами. Причин отказывать, по сути, нет, есть только страх. Страх привязаться к этому фантастическому мужчине. Раньше сомневалась, что такие идеальные мужчины существуют. Оказывается, существуют.

— Мне нужно подумать.

— Хорошо, я готов подождать . И еще. - Опять на губах возникает та самая улыбка, заставляющая мое сердце екать. – Называй меня по имени. Договорились?

— Эм... – теряюсь от просьбы. – Да, конечно, Тимур...

***

Разговор с Тимуром в торговом центре перед отъездом всю дорогу крутится у меня в голове. Если быть откровенной перед собой, мне хочется согласиться на его предложение. Я уверена, что он будет  таким же внимательным до самых родов, как был со мной весь день. А главное то, что я  верю ему и доверяю. В какой-то момент, когда Тимур меня провожал до вагона,  мне захотелось все-все ему про себя рассказать. Останавливало то, что за десять минут ничего толком и не скажешь, а история моей жизни не для беседы на ходу. Я решила, что пару дней еще хорошенько подумаю над словами Тимура и окончательно решу, переезжать мне до родов в Москву или нет.

Подходя к дому, замечаю необычное оживление в двенадцать часов ночи у нас во дворе. Сердце ухает вниз, плохое предчувствие сосет под ложечкой. Была бы в состоянии, побежала бы, а так  со смятением в груди прибавляю шаг и замираю, словно натыкаясь на невидимую стену. Судорожно втягиваю в себя воздух, крепко сжимая ремень сумки.

Во дворе много зевак, жильцов из нашего дома и пожарных, сворачивающих шланги. Неподалеку стоит машина «скорой помощи». В воздухе пахнет гарью, а подъезд, в котором мы живем, залит водой. Мысленно прошу Бога, чтобы пожар был не у нас. Едва сдерживаю крик, увидев черные окна своей квартиры. Озираюсь по сторонам, ища взглядом бабушку и Тамару, и громко всхлипываю, увидев их возле детской площадки. Кто-то завернул мою девочку в одеяло, она сидит возле хмурой бабули. Живы, и это главное!

— Бабуль! – тихо зову бабушку, подходя к скамейке, на которой они сидят. Дочка поднимает голову и сонно трет глазки.

— Мамочка! – тянет ко мне ручку, я поспешно сажусь рядом с ней и обнимаю. Бабушка не улыбается, смотрит на меня хмуро и неприязненно, словно в пожаре есть моя вина.

— Если бы приехала на час раньше, застала бы все это безобразие.

— А что случилось? Проводка замкнула? – Мое предположение вызывает у бабули смешок, она качает головой.

— Нет. Это поджог.

— Поджог? – Обмирая от страха, одними губами переспрашиваю: – Почему ты так решила?