Я не оглядываюсь. Поднимаюсь по ступеням, цепляясь за руку Эдварда. И только войдя в кабинет, вздыхаю свободно всей грудью. Эдвард закрывает замок на ключ и, повернувшись ко мне, прислоняется к двери.

— Спасибо, что вынес с поля боя, — шагаю ему навстречу и, задержав дыхание, губами касаюсь его щеки. Выносить близость друг друга нам даётся с трудом, когда мы остаёмся одни. Я люблю львёнка, и этот феномен для меня загадка. Мы так близки, словно жили вместе в прошлой жизни.

— Не стоит благодарности. Ты отлично держалась. Присаживайся, пожалуйста, — Эдвард на долю секунду сжимает мои плечи в ладонях, но тут же отстраняется и указывает мне на диван с зелёной обивкой.

В обстановке кабинета преобладает колониальный стиль. Изумрудные оттенки мебели из черного дерева сочетаются с таким же цветом обоев, испещрённых мелким золотистым рисунком. В двух углах комнаты стоят деревянные вазы с сухоцветами, а на стенах развешано множество разнокалиберных фоторамок с чёрно-белыми фотографиями. Помимо дивана, пары кресел, рабочего стола и стеллажа с корешками папок-органайзеров, здесь также располагался застеклённый металлический шкафчик, с лекарствами, тонометром, стерилизатором и прочими медицинскими приспособлениями. Таким я представляла кабинет английского джентльмена, вернувшегося из Индии, когда еще школьницей читала про маленькую принцессу Сару. Это воспоминание из детства помогает мне сейчас обрести спокойствие.

Я снимаю шляпку, перчатки и сажусь, сложив руки на коленях. Мы с Эдвардом смотрим друг на друга и не знаем с чего начать разговор. Ему, видимо, как и мне, хочется побеседовать вовсе не о саде и погоде.

— Ты прекрасно выглядишь, — уголки губ Эдварда подрагивают. — У красивой женщины не принято спрашивать о здоровье, но, памятуя, что ты также и моя пациентка, осмелюсь задать вопрос. Как себя чувствуешь, дорогая? Думал осмотреть тебя после обеда, но раз сестры похитили твоего благоверного, то не будем терять время.

— Всё отлично. Правда, сегодня неудачно прыгнула. Хорошо, что Роберт поймал меня. Очень резкая боль была в груди. Но сейчас всё прошло.

— Куда ты прыгнула, радость моя? — Эдвард укоризненно качает головой и открывает шкаф с прозрачными дверцами.

— Я танцевала, — сдерживаю улыбку.

Мистер Фаррелл достаёт тонометр и выкатывает столик с аппаратом для ЭКГ из угла, до этого удачно замаскированного ширмой из ротанга.

— Значит, танцевала, — он распутывает провода с присосками и прищепами. — Раздевайся, посмотрим.

— Прямо сейчас? — к моим щекам приливает кровь, когда я вспоминаю, что под пиджаком у меня ничего нет.

Эдвард глубоко вздыхает и закатывает глаза.

— Давай в другой раз, — вскакиваю я с дивана.

— Лифчик можешь оставить.

— У меня его нет, — топаю я ногой.

— Жених так плохо зарабатывает, что на бельё не хватает, — Эдвард приподнимает одну бровь. — или решила подразнить меня?

— Думай что хочешь.

— Тогда раздевайся и не морочь голову.

Я поворачиваюсь к нему спиной, путаясь в петлицах, расстёгиваю пуговицы и снимаю пиджак. Услышав приближающиеся шаги, я инстинктивно прикрываю грудь ладонями.

Эдвард обходит меня и, тяжело сглотнув, хрипит:

— Руки опусти.

Я медленно опускаю их и сцепляю кисти за спиной. Отвожу взгляд. Эдвард осматривает рубцы на груди, оставшиеся после операции по извлечению пули и прямому массажу сердца.

— Повернись, — приказывает он дрогнувшим голосом.

Я слушаюсь, и тёплые ладони касаются моей спины.

— Здесь уже почти полный порядок. Только дикий варвар мог повредить такую нежную кожу.

— Когда можно уже будет заняться зачисткой рубца на груди? — хнычу я.