***

 — А что ты хотел? —  пожал плечами Эдвард, когда Роберт поднялся к нему в кабинет перед поеданием рождественского гуся, пожаловаться на Юлину бессонницу. — Девочка находится на грани нервного срыва. Она ещё хорошо держится. Но ты прав, я назначу вам дивную настойку, чтобы вы ничего больше не учудили до свадьбы. А потом, уедете на остров, где будете только вы и ваша любовь. Это лучшее лекарство.

   Отец немного помолчал и усмехнулся:

   — Если честно, я уже боюсь вас одних отпускать.

   Роберт рассмеялся и хлопнул его по плечу.

   — Тогда, пожалуй, мы будем первыми молодоженами, которые отправятся в медовый месяц под присмотром родителя.

   Эдвард развёл руками:

  — А что делать? По мне, так вас вообще надо закрыть дома на медовый месяц. Веришь — нет, тогда я был бы уверен: если что и пострадает, то только здание и мебель. А на остров с вами я не поеду. Ты уж меня прости. Но я тоже мужчина, пощади мои чувства. Ладно, давай перейдём к делам. Я хотел предупредить тебя, но не успел. Я решил отблагодарить Джулию за то, что она спасла тебя.

   Отец вопросительно взглянул на него.

  — И во сколько ты оценил моё спасение? — поинтересовался с лёгкой иронией Роберт.

   Фаррелл-младший понимал, отцу хотелось баловать его невесту, словно собственную. Интересно, что на этот раз?  Часть семейных реликвий он уже ей вручил, лишив Роберта этой возможности.

   — Джип, — потупил глаза Эдвард, — Знаю, что она мечтала сменить мерс на бэху.

   — Неплохо, — развеселился Роберт, — Я хотел преподнести ей эту машину на свадьбу. Придётся поломать голову над новым подарком.

   — Вот и отлично. Кстати, о свадебном подарке. Я решил отдать вам дом, который достраивается в конце парка. Ты знаешь, он планировался как гостевой, но мне теперь других гостей не надо. Хочу, чтобы вы переехали в Фаррелл-Холл, но понимаю, что вам нужно уединение. Как ты на это смотришь?

   — Я думаю, Юле понравится, — Роберт хитро взглянул на отца, — Похоже, мне остаётся дарить ей только шёлк и кружева. Ты обскакал меня во всём. Надо хоть к алтарю первым добежать.

 На праздничном обеде Роберт терялся в догадках, как отец обставит свой подарок перед сестрами. Они и так порой неодобрительно взирали на брата, когда он позволял себе лишнего по отношению к Юле. Скрывать свои чувства у него первое время получалось совсем плохо.

— Ладно, друзья мои! — Эдвард встал и похлопал в ладоши. — Сегодня за обедом я хотел рассказать вам одну историю.

Сестры замолчали и посмотрели на брата. Он подошел к музыкальному центру и поставил диск. В гостиной зазвучали чистые голоса русского женского хора. Эту песню Юля блестяще исполнила на склоне, посреди притихших дикарей, когда вызволяла Роберта из плена. Отец слушал, прислонившись к стене и закрыв глаза. Когда песня невольниц закончилась, он вернулся к столу.

 — Джейн, Элен, отныне я вечный должник нашей Джулии, —Эдвард взглянул на сестер.

Он рассказал, что произошло в ту страшную ночь в джунглях, опуская пикантные подробности. Дамы слушали его, поглядывая на будущую родственницу с благоговейным ужасом. Эдвард позвонил в колокольчик. Вошел дворецкий с подносом, на котором лежала кожаная папка. Роберт вздохнул и взглянул на Юлю. Румянец заливал её щеки, и Фаррелл-младший нежно провел по одной из них тыльной стороной ладони.

 — Я прошу тебя, — торжественно обратился Эдвард к его невесте, — принять от меня в дар за спасение моего любимого и единственного сына то, о чем ты давно мечтала.

 Он взял с подноса папку и подошел к Юле. Она вышла из-за стола, приняла подарок и с недоумением в глазах провела рукой по обложке, на которой красовалась эмблема немецкого автомобильного концерна: