Дочери вождя вообще не нравились низкие хриплые голоса. Но она любила драчунов и сама любила подраться. По ее указанию косматые подружки часто колотили Тишуба в темных переходах. Они были веселые. Иногда садились на Тишуба и подолгу ездили на нем, как на олешке. Как уздой схватывали костяное лицо ремнями, отводили в отдаленный грот, хихикая, насиловали. Говорили: «Вот веселые посиделки». От всего этого Тишуб, вдобавок к слабости и синим губам, еще начал хромать. Потом волк откусил ему два пальца на левой руке. Стал стесняться, прятался от косматых подружек.

Только на Праздник первого снега вышел из пещеры. Но и сейчас боялся, что в такой день обязательно будут веселые посиделки и косматые подружки опять поймают его и изнасилуют.

Шел медленный снег.

В природе растворена нежность.

Решил заночевать вне пещеры, где плохо пахло, – нашел пустую медвежью берлогу и там лег. Зарылся с головой в ветки. Полный хороших снов, проспал всю зиму. Как медведь, оброс бородой. Целых шесть месяцев проспал, за все это время только два раза перевернулся с боку на бок. И встал весной.

Белый мамонт, проверявший пастбища, увидел Костяное лицо.

Сильно удивился. Долго гонял выспавшегося певца по лесу, даже косматые подружки так его не гоняли. Рыжая челка вперед, как козырек бейсболки. Хобот как волосатая рука. Один бивень огромный, стертый, позеленевший от лишайников, но все равно блестящий, потому что все время в работе, другой – как безобразная роговая бородавка. Догнав, бросил сильно помятого Тишуба у входа в пещеру. Сам довольно встал рядом. Трубил, вытирал толстые ноги о траву.

С этой поры Тишуб неподвижно лежал в своей темной каменной нише.

Ничего больше не мог, только заняться горловым пением мог. Тайно приходили к Тишубу косматые подружки, тискали его, гладили по голове, занимались с ним торопливым сексом, он отказать не мог – сил не было.

Падали с кровли камешки. Вечность текла, искусство мельчало.

В темные вечера Люди льда подвывали горловому пению Тишуба.

Страшные отзвуки долгих продымленных голосов далеко разносились над заснеженными равнинам. Услышав такое, белый мамонт Шэли останавливал свое неторопливое стадо, и удовлетворенно покачивал хоботом в такт.

Шиффу был.

При Шиффу не было равенства.

При вожде Шиффу запрещалось смотреть на Северное сияние.

Певец Харахуру, трясущийся вдовец, тайно подученный трусливым вождем, пел о том, что белый мамонт Шэли вечен. О том, что он вечен – как небо, как земля, и с этим ничего нельзя поделать. Он приходит как снег и уходит как снег. С этим тоже ничего нельзя поделать. И нельзя построить такое большое копье, чтобы его несли сразу много человек. Смотрите, пел Харахуру, какими маленькими и слабыми стали Люди льда. Они рисуют на стене мышей. Они с коротким копьем вдвоем ходят против одного гуся. Как таким справиться с белым мамонтом?

Это раньше Эббу был.

Это раньше Нинхаргу был.

И Набу, и Иаллу, и Ушиу – все раньше были.

Они все были большие. Иногда они убивали отставших усталых мамонтов и добродушно скакали по горячим черным углям. Веселые посиделки. А потом качали над огнем кости мертвеца – презирали судьбу.

На отбойном мысу Харахуру нашел ствол дерева, длинный, как река.

Сильный дух прятался в указанном дереве. Как только человек приближался с намерением отрубить кусок дерева, так падал в воду и тонул. Все же общими усилиями притащили в пещеру, разделили ствол на отдельные пластины, поместили в сухом гроте, освещаемом трещащими факелами из бересты. По указанию Харахуру стали склеивать пластины особенным клеем, а молодые сестры Эйа и Аху, следуя тайным указаниям Харахуру, шили парус.