Цепь на моей шее оживает. Компас на её конце тянется к хозяйке дома, ждущей во главе стола.

Это леди серая, как камень окружающих её стен. Серы выцветшие кудри, простое платье, глаза, в которых отражаются отблески очага, прожитые годы и горечь потерь. Однако она улыбается нам с теплом, которого не ждёшь от кого-то вроде неё, и приветствует нас, как дорогих гостей.

Разомкнув наконец не сжатые обетом губы, я отвечаю тем же.

Услышав это приветствие, Чародей кидает на меня один быстрый взгляд. Мне не требуется кивать, чтобы подтвердить: перед нами та, ради кого мы здесь.

Пища далека от той, что я оставила дома, и всё же вкусна. Пока мы едим, хозяйка дома расспрашивает Чародея о происходящем в стране и в мире, на фронте и в тылу. Тот охотно отвечает, но я понимаю: это усыпление бдительности, плата за ответы на его собственные вопросы, что только грядут.

– А можете поведать об алтаре у холма, что за замком? – невзначай спрашивает Чародей, когда мы приступаем к десерту. Вилки вонзаются в куски яблочного пирога с сахарной коркой, белой и хрустящей, как снежный наст. – Наткнулись на него с дочерью, когда прогуливались вокруг замка.

– О, наследие суеверной старины, – небрежно отзывается хозяйка дома, помешивая чай потускневшей от времени серебряной ложкой. – Когда-то там приносили дары тем, кого называли Добрыми Соседями, в обмен на блага для нашего рода. Уже века он стоит без дела.

На запястье её кольцо. Оно слишком отливает в красный, чтобы я могла принять его за серебро, особенно в наглядном сравнении с ложкой. Это не драгоценный металл – железо. Не украшение – оберег.

После того, что я видела у ржавого алтаря подле холма, мне не нужно объяснять от кого.

– Я не из тех, кто не верит в Добрых Соседей. Отчего-то мне кажется, что вы тоже, – произносит Чародей мягко. – Трудно не верить в тех, кто расхаживает у твоего порога.

Серебряная ложка застывает в женских пальцах стрелкой вставших часов. В полумраке обеденной залы даже пальцы эти кажутся серыми.

– Вы видели их?

– Со мной многие искали встреч, вот и Дивный Народ решил перекинуться словечком. Должно быть, я на диво приятный собеседник, – разводит руками Чародей. – Насколько могу судить, алтарь и правда давно стоит без дела. У вашего рода с Добрыми Соседями случилась размолвка, верно?

Хозяйка дома прослеживает путь очередного кусочка пирога от тарелки до его губ. Едва заметно подёргивается всем телом, и я понимаю: женщину пробирает дрожь, но едва ли от холода.

– Раз вы так осведомлены в подобного рода вещах…

Серебряная ложка покидает чашку и опускается на блюдце в знак капитуляции.

Хозяйка дома делает глоток чая, смачивая горло, чтобы начать говорить. Я промокаю пересохшие от волнения губы, прежде чем опустить чашку и начать слушать.

– Я расскажу вам эту историю так, – произносит владелица замка на вересковых холмах, – как мне рассказывала её мать, а той – её мать, и так далее. Такой она дошла до меня сквозь сотни лет из уст той несчастной, что видела всё своими глазами. Такой я передала её своим детям. Такой я передам её вам, чтобы вы тоже узнали истину.

Два обещания взял с меня второй муж, когда умирал. Платить в срок Добрым Соседям и заботиться о его дочери, как о родных моих детях.

И за гранью небытия я буду жалеть, что не сдержала слова. Что слишком поздно вынудила падчерицу пачкать лицо золой. Что не уберегла её ни от внимания Людей Холмов, ни от бала их, где она потеряла башмачок.

– Поклянись, что не дашь её в обиду никому, особенно Добрым Соседям, – сказал мой барон в последний раз, когда мог говорить; когда целебное снадобье уже притупило боль, терзавшую его изнутри, но ещё не смежило веки сном. – Что она продолжит мой род с достойным избранником, когда придёт пора.