Вольф. Жалко, что нашу синагогу сожгли. Может, там тоже Голем стоял чей-нибудь!

Старый Йехезкель. Кто знает! Ну все, все. Поболтали – и хватит. Теперь спать!

Все укладываются. Йосеф задувает свечу, и наступает темнота.

Ривка. Все будет хорошо, Йосеф. Главное, что мы вместе.

Йосеф. Я тебя люблю. Я так люблю тебя…

Ривка. Ты что! Что ты делаешь… Дурачок… Перестань… Йосеф…

Йосеф. Ну… Пожалуйста… Твой запах… Боже, Ривка… Ты сводишь меня с ума…

Ривка. Какие глупости ты говоришь… (Ахает.) Тихо… Ай… Мальчики… услышат…

Йосеф. Скажем им, что колдуем над тем, чтобы у них появилась сестричка…

Ривка. Колдуем… Так вот кто у нас колдун… Ах… А не…

Йосеф. Это ты – ведьма… Обворожила… меня…

Кровать начинает мерно поскрипывать. Старый Йехезкель артистично кашляет, но они уже не могут остановиться.

Ривка. Пожалуйста… Пожалуйста… Ах… Ах… Господи…

Йосеф. Люблю… Ты… ты…

Скрип стихает. Пауза.

Старый Йехезкель (ворчливо). Бесстыдники.

Йосеф. Мы делали вам внучку, папаша.

Ривка прыскает со смеху. Долгая пауза.

Ривка (тихо). Мне так хорошо с тобой. Так спокойно.

Йосеф. Я все для вас сделаю. Чтобы с вами все было хорошо.

Ривка. А можешь еще мне лично сделать хорошо?

Старый Йехезкель. Ривка! Подай мне судно. Опростаться надо.

Ривка. Черт. Сейчас, пап.

Ривка поднимается, подходит к Старому Йехезкелю с судном.

Старый Йехезкель (шепотом). Вообще-то, кое-какие деньжата у меня завалялись. Гробовые, так сказать. Как знать, может, до Гданьска мы на них и доберемся… Кхм… Если паспорт и вправду можно выправить так скоро, как хвастает твой муженек…

Ривка. Спасибо, пап. (Целует отца.) Спасибо.

Вспышка. Вспышка. Вспышка. В квартире Кауфманов работает фотограф. Делают фотокарточки для паспортов – снимают Ривку, потом Йосефа, потом мальчиков, по очереди усаживая всех членов семьи на стул посреди комнаты. Все нарядные, в белых рубахах.

Ривка. Вольф, перестань вертеться! Бери с Германа пример. И хватит улыбаться, это фото на документы! А когда ждать карточки?

Фотограф. Через неделю.

Йосеф. Ну и отлично, нам как раз будет. А они-то с этими чертовыми паспортами затянули. Но теперь точно уж обещают.

Последним снимают Старого Йехезкеля. Ривка усаживает его повыше в постели, повязывает на нем галстук, просит смотреть в камеру.

Старый Йехезкель. Ну не на паспорт, так на могилку. Что раньше выйдет.

Площадь перед собором Вознесения Богоматери в гетто Лодзи.

Люди собрались послушать Хаима Румковского, который собирается обратиться к ним с речью, но толпа гомонит, не дает ему начать. К слушающим присоединяются и Ривка с Йосефом.

Женщина. Пан Румковский! Люди говорят, местечки под Лодзью пустые стоят! Ни живых, ни мертвых в них! Куда люди делись?

Мужчина. Неужели все деньги немцам отдать надо, пан Румковский? Как жить-то тогда, на что?

Румковский. Тихо! Тихо! Дайте сказать! Это нас всех касается! Ну?!

Он повышает голос, и люди стихают.

Румковский. С сегодняшнего дня выход из гетто запрещен. Его оцепят солдаты СС, кто попытается выйти, в того будут стрелять.

Мужчина. Как это – выйти нельзя? А я вот в городе работаю!

Румковский. Послушайте! Я просто передаю вам приказ немецкой администрации!

Йосеф. Мы уезжать должны, в Гданьск! У нас паспорта!

Румковский. Раньше надо было!

Йосеф. Вы не имеете права!

Румковский. Немцы издали декрет. Имеет силу закона. Точка.

Женщина. Они сгубить нас хотят! Чтобы мы от голода тут перемерли!

Румковский (визгливо). Тихо! Тишина, я сказал!

Ривка. Детям есть нечего, какое «тихо»!

Но остальные снова утихомириваются.

Румковский. Врать вам не стану – положение тяжелое. Все слухи о том, что происходит в селах вокруг Лодзи, имеют под собой самые страшные основания.