Ривка. Папа! Прекрати!

Йосеф. Ты слышишь? Он уже в землю собрался! Простите, папаша, я вам моих детей загубить не позволю. Мальчики… подумайте пока, что возьмете с собой. Каждый может взять по одной игрушке.

Вольф. Я возьму паровозик. Нет, всю железную дорогу. Это же считается как одна игрушка.

Герман. А я возьму кавалериста на коне. (Пауза.) Нет, мишку. (Пауза.) Пап, ну почему можно брать только по одной, это нечестно!

Старый Йехезкель. Если б я с вами ехал, мне пришлось бы выбирать между судном и костылями. Ой нет, костылей-то уже два! Хорошо, что я остаюсь. Идите ко мне, детки, давайте прощаться.

Вольф. А мы надолго уезжаем?

Старый Йехезкель. Навсегда. Так что прощаться надо будет как следует.

Герман, который ворошил разбросанные игрушки, бросает их.

Герман (Старому Йехезкелю). Нам нужно уезжать навсегда? От тебя?

Вольф. Я так не хочу! Я хочу с тобой ехать!

Они бросаются к своему деду, обнимают его, Вольф начинает рыдать.

Герман (Йосефу). Папа! Папа, пожалуйста, давай возьмем дедушку с собой!

Йосеф. А дедушка, видимо, хочет, чтобы немцы его тут убили, да, дедушка?

Вольф. Хватит меня пугать! Я еще маленький!

Ривка. Прекратите все! Папа! Ну зачем было все это устраивать? (Йосефу.) Послушай. Юденрат – это все-таки политика. Но мы-то кому нужны? Я швея, ты адвокат, отец старьевщик. Да у нас и денег нет сейчас вот так вот с места сорваться.

Дети плачут. Дед их утешает. Видно, что ему и самому неловко за эту сцену.

Старый Йехезкель. Ну-ка, отставить бояться! Давайте-ка я вам одну историю расскажу, которая случилась четыреста лет назад в Праге. Жил там великий еврейский мудрец по имени Йегуда Бен-Бецалель. Он прочел все святые книги и познал тайное учение – каббалу, за что его уважал сам тамошний император Рудольф. Тот сам был чернокнижник, жил в замке на горе и привечал у себя алхимиков со всего света. Но вот его подданные боялись евреев пуще любых колдунов, обычаев наших не понимали… Думали, что мы их младенцев воруем и кровь их пьем. И били евреев смертным боем.

Дети, завороженные его рассказом, подбираются к старику поближе. Йосеф тем временем захлопывает все оконные ставни, и зарево от горящей синагоги меркнет, а крики и колокольный звон, доносящиеся с улицы, становятся тише.

Йосеф. Опять эти дурацкие еврейские сказки! Чему он их учит?

Ривка. Оставь их, Йосеф… Видишь, они успокаиваются!

Йосеф цыкает недовольно, но подчиняется Ривке. Он подходит к столу, садится рядом с Ривкой и обнимает ее.

Вольф. Почему Бен-Бецалель тогда не уехал из этой дурацкой Праги?

Старый Йехезкель. Не хотел остальных евреев там бросать. И вот прочел он в тайной книге «Йецира» о том, как создать евреям защитника. Он вылепил из глины особое существо – Голема, похожего на человека, только куда выше и силищи просто огромной. А на лбу у него Бен-Бецалель начертал буквы «Алеф», «Мем» и «Тав». Что получилось?

Герман. «Эмет».

Старый Йехезкель. «Эмет» – «истина» значит. И случилось чудо: глиняный великан ожил. И приказал Бен-Бецалель ему ходить ночами по улицам Праги, чтобы охранять евреев от их врагов. Голем этот никому спуску не давал, и скоро уже наши обидчики прознали про него, перепугались и стали остерегаться бить евреев…

Вольф. Так им и надо! А дальше что было?

Старый Йехезкель. А потом Голем слишком много на себя взял и стал сам людей судить как хотел. Тогда Бен-Бецалель отыскал его и на лбу его букву «Алеф» стер. Что получилось тогда, какое слово на лбу осталось?

Герман. Мем, Тав. «Мет».

Старый Йехезкель. Все верно. «Мет», то есть «мертвый». И жизнь из Голема ушла. Бен-Бецалель закрыл его на чердаке пражской Староновой синагоги. Там, говорят, в каморке, Голем этот до сих пор и cтоит.