И в какой час благословенного дня родился Гваи
И кто не пустил его в долины Деви.
Неведом им пятнистый бык, в тяжелом налобнике
И в ожерелье со ста сорока золотыми желудями.
А когда мы выступили в поход с Артуром, коего не устаю я оплакивать,
Никто, кроме семерых, не вернулся из Каер Вандви.
Я не стану воспевать малодушных,
Им неведомо, в какой день поднялся на бой вождь,
И в какой час благословенного дня родился властитель,
И какое животное с серебряной головой они стерегут.
Когда мы выступили с Артуром в злосчастный поход,
Никто, кроме семерых, не вернулся из Каер Охрен.

Пуйлл и Придери – отец и сын, правившие «африканцами», древнейшими завоевателями Уэльса, в пембрукширском Аннуне; после смерти они, подобно критским Миносу и Радаманту, стали властителями царства мертвых. Именно у Придери, сына Рианнон, Гвидион похитил священную свинью, а Гваир отправился в подобный захватнический поход с войском Артура, поскольку темница, именуемая в триаде шестьдесят первой «замком Ойта и Анойта», – то же узилище, из которого, согласно триаде пятидесятой, Артура спас его паж Горай, сын Кустеннина. Таким образом, Гваир, навеки остающийся в потустороннем мире, – это своего рода кельтский Пирифой при кельтском Тесее Артуре, а Горай, вызволяющий Артура из мрачных чертогов, – своего рода кельтский Геракл. Возможно, Гвион из «Повести» рассчитывает, что придворные барды разгадают загадку «Я трижды побывал в замке Арианрод». Это не «Иисус», а «Артур», так как в триаде пятидесятой говорится, что все тот же Горай спас Артура из трех темниц: из замка Ойта и Анойта, из замка Пендрагона («Повелителя Змеев»), из Темного Узилища под Скалой, и все это – темницы царства мертвых. Или он украдкой пытается представить Иисуса как воплощение Артура?

Придвен – это волшебный корабль Артура. Лемног, коему Артур, умирая, доверил сияющий меч, появляется в «Смерти Артура» Мэлори под именем сэра Бедивера. Каер Видр – это Гластонбери, или Инис Гутрин («Inis Gutrin»), по преданию, стеклянный замок[129], в который переселилась после смерти душа Артура, а Гластонбери – это, кроме того, остров Авалон (Яблоневый остров), куда фея Моргана перевезла тело Артура. Массивная синяя цепь – это вода, окружающая остров Мертвых. Миф о Гваи, как и миф о Гваире и Артуре, до нас не дошел, однако «животное с серебряной головой» – возможно, белый олень, которого мы ищем, а название налобника быка – одна из главных тайн барда, в незнании которой Гвион насмешливо обвиняет Хейнина в поэме «Упрек бардам» («Wy’r Beirdd»):

Имя небесной тверди,
Имя стихий,
Имя языка,
Имя налобной повязки
Тебе неведомы, Хейнин!
Прочь, барды.

Примерно за сто лет до того, как Гвион написал эти строки, монахи аббатства Гластонбери на глубине шестнадцати футов[130] откопали дубовый гроб, в котором, как они уверяли, покоился король Артур, и вырезали фальшивую готическую надпись на свинцовом кресте длиною около фута[131], который, по их словам, нашли в гробу. Гиральд Камбрийский видел ее и счел подлинной. Мне кажется, Гвион говорит здесь: «Ваши барды убеждены, что Артур обрел упокоение в этом дубовом гробу в Гластонбери. Но мне лучше знать». Надпись гласит: «Здесь, на острове Авалон, покоится славный король Артур со своей второй супругой Гвиневерой».

Можно возразить, что мужчина имеет столь же неотъемлемое право на божественность, сколь и женщина. Однако это верно лишь отчасти; он божествен не как отдельная личность, а лишь в своей двойственной природе. В ипостаси Осириса, духа наступающего года, он всегда соперничает со своим зловещим двойником Сетом, духом уходящего года, и наоборот. Он не может одновременно быть тем и другим, если не предпримет интеллектуальное усилие, которое лишит его всех человеческих свойств, и в этом кроется фундаментальный порок культа Аполлона, Иеговы и им подобных. Мужчина – всегда полубог, потому что одной ногой всегда стоит в могиле. Женщина совершенна в своей божественности, ибо обеими ногами прочно стоит на земле, где бы она ни находилась: в небесах, в подземном мире или в посюстороннем. Мужчина завидует ей, убаюкивает себя ложью о своей самодостаточности и оттого чувствует себя несчастным; если он видит себя божественным, то она в его глазах даже не приближается к полубогам, она всего лишь нимфа, а его любовь к ней перерождается в презрение и ненависть.