- Гулять нельзя. Выходить нельзя. Но я вышла. Во двор. Скучно… было очень скучно. И темно. Свеча почти погасла, а во дворе – фонарь. Я просто вышла. А он… он вдруг высунулся и помахал. Старик. Улыбался. И показал свечу. И спросил, хочу ли я увидеть звезды. Он знает тайный ход. Наверх. Туда, где небо. И звезды. Настоящие. Они как огонь, только много-много лучше.

Она бормотала, и Верховный напряженно вслушивался в каждое слово.

- Я поверила. Я была глупой. Поверила рабу. А он повел… сказал, что мы быстро, что никто не заметит. Я ведь была хорошей девочкой и рабов не обижала. Я и вправду их не обижала!

- Конечно.

- А мы зашли… зашли за… ход. Был. Тайный. Узкий. И он меня за горло схватил. И еще вцепился. Зубами.

Она закрыла ладонью шею.

- Что он… почему он так?

- Сошел с ума. С людьми такое бывает.

С теми, кто живет во тьме и долго не видит солнечного света.

- А дальше не помню… то есть, наверное, нас кто-то нашел. Или его? Или он умер? Я уже дома… меня даже не ругали. Но лечили. И свечей стало больше. Я боялась спать в темноте. Боялась. И мне разрешили свечи.

Значит, девочка была из числа тех, кто мог позволить себе такую роскошь, как свечи.

И рабы.

- Все уже в прошлом, - Верховный держал её крепко, такую по-человечески хрупкую. – Сейчас… свечи горят?

- Лучше. В моих покоях есть окна! если их открыть, то видны звезды. И небо. И… солнце тоже!

- Вот и хорошо, - он погладил девочку по голове. – К тому же Ксочитл не позволит тебя обидеть. Никому.

- Знаю. И ты.

- И я… наверное. Я уже стар. И слаб. Вряд ли способен на что-то.

- Брат Ксочитл сказал то же самое. Тот, кого ты назвал своим… тем, кто будет после тебя.

Верховный вздохнул.

Мекатл не был готов, но Владыка Копий прав: преемник был нужен. Хотя бы формально, чтобы прекратить или ослабить эту подковерную возню.

- Брат Ксочитл сказал, что с ним будет легче. Ты упрямый. И несговорчивый. И делаешь так, как полагаешь нужный. А ему, кто после тебя, потребуется помощь. И он будет слушаться тех, кто поможет.

- Я не знал. Ты поэтому его убила?

- Нет, - девочка тихонько вздохнула. – Я не хотела… он… он просто вдруг… лицо стало таким. Страшным. И он потянулся ко мне. Как тот раб… я, наверное, поэтому и вспомнила, что… он вцепился мне в шею. И укусить хотел. Укусил даже.

Она вытянула шею и ткнула пальцем в след.

- Видишь?

- Вижу, - Верховный погладил отпечаток. След и вправду был. – Странно. Он казался мне разумным человеком.

Хотя… он ведь убил жреца, там, под землей. И наверняка скрывал немало тайн.

- Ты держала в руках его сердце, - эта мысль появилась внезапно. – Как тогда?

- Не знаю. Тут… тут другое все. Чувствуешь?

- Нет.

Девочка ненадолго замолчала.

- Тут… - она заговорила не сразу. – Сила… когда тот… отец… кто назвал себя моим отцом. Он принес меня впервые. Я болела. Понимаешь?

- Конечно.

- Вот. Он принес и положил на камень.

- На тот? – Верховный развернулся и указал на грубую плиту, что служила алтарем.

- Да. И он сказал, что предки меня примут. А потом резал руки. И кровь лил. И стало так… хорошо-хорошо. Я слышала их. Тех. Что в коридоре висят. Они говорили. Много так, путано. У меня от них заболела голова.

Девочка поморщилась.

- От болтунов всегда так, - согласился Верховный.

- И я вот думаю. Но потом стало жарко. Я даже думала, что сгорю. Но меня отпустили… вот.

- Что они тебе сказали?

- Не помню.

Ложь. Маленькая, но царапает, как камешек в мягких туфлях. Но Верховный молчит.

- Но теперь иногда они меня зовут.

- И сегодня?

- Нет. Сегодня позвал он. Тот. Как его звали?

- Мекатл.

- Он пришел. Вечером. Сказал, что надо… надо подняться.