Лидия Ивановна в длинной ночной рубахе, задранной до бедер, лежала на спине, согнув ноги, а между ее ног помещался необъятный и абсолютно голый зад Федора Михайловича, который ритмично двигался вперед и назад. При этом он пыхтел, сипел и тяжело дышал, будто пытался догнать скоростной поезд. Лидия Ивановна лежала, высоко задрав голову, так что ее острый нос находился перпендикулярно потолку, не издавая ни звука. Мне стало неудобно, что я застала их за таким сугубо личным делом, поэтому я также на цыпочках стала двигаться в направлении своей комнаты. Но как назло, в темноте споткнулась об задравшийся край половика и с громким "ой" грохнулась на пол.

Дверь распахнулась и из нее, поправляя на ходу белую рубаху, как фурия вылетела тетя Лида и подскочив ко мне, схватила меня за ухо.

- Ты чего тут шляешься? Подглядываешь?! - зашипела она. Мне было больно, ухо горело, но я молчала и лишь мотала головой из стороны в сторону.

- Я тебе устрою, поганка, - рассерженная тетя Лида, не выпуская мое ухо, потащила меня по коридору к самой дальней, вечно запертой комнате. Вынув из кармана ночной рубахи ключ, она повертела им в замочной скважине и дверь со скрипом открылась. Меня буквально втолкнули внутрь в объятия темноты, и дверь следом захлопнулась.

- Сиди здесь, и попробуй только пикни! - грубо проворчала за дверью "родительница".

В комнате было занавешено окно, поэтому глаза никак не могли привыкнуть к полной темноте. Я будто оказалась в погребе, с тем лишь отличием, что в комнате было тепло. Я положила руки на стену и стала двигаться наощупь в сторону окна. Моя нога столкнулась с каким-то предметом мебели - опустив руку, я поняла, что передо мной кровать. Присела на край и стала ждать. Наверное, меня скоро выпустят, тетя Лида позлится и быстро успокоится. Она всегда так делает.

И тут в полной темноте и тишине комнаты я услышала чей-то глухой вздох. Совсем рядом со мной на кровати кто-то лежал. Я замерла от страха, боясь пошевелиться, и словно оцепенела. Тот, кто лежал на кровати не двигался, но вздох повторился. Наверное, это парализованный сын Трусовых. Если так, он для меня не опасен, внушала я себе.

Я привстала с постели, чтобы раздвинуть плотные шторы. Лунный свет залил комнату и осветил фигуру на кровати. Он был очень худой, точнее костлявый и лежал, вытянув ноги поверх одеяла. Одна его рука была вытянута вдоль тела, а вторая поджата и прижималась к груди. Он молча смотрел на меня запавшими глазами, а рот его был приоткрыт в кривой усмешке. Сначала мне показалось, что он смеется надо мной. Лишь приглядевшись, я поняла, что это был отпечаток его болезни.

- Егор, - тихонько позвала я, - тебя ведь так зовут? 

- Оо-ыы, - донеслось из приоткрытого рта. В этом нечленораздельном звуке мне послышалось согласие. Я без страха присела на кровать и сказала ему. 

- Не бойся, я здесь живу. Меня зовут Женя. 

Я не знала, понимает ли он меня и на всякий случай добавила по слогам, ткнув себе в грудь.

- Же-ня. 

- Ы-ыы, - прозвучало в ответ. Я продолжала говорить с ним, сама не знаю зачем. 

- Меня тетя Лида наказала, но, наверное, скоро выпустит...

Его зрачки при упоминании имени его матери начали бешено вращаться, а прижатая к груди рука подрагивать. Он будто силился мне что-то сказать. В его глазах даже в полутьме был виден испуг, а его и без того сведенное гипертонусом тело совсем вытянулось в струну. Казалось еще немного, и он порвется. Я испуганно вскочила, и в этот момент в комнате вспыхнул яркий свет. Я на секунду зажмурилась. В дверях стояла тетя Лида.