– Да уж, эти курящие, у этих на роже видно.

Ватников обогнул Матросова и медленно направился к нам.

– Значит, так, – сказал он, приблизившись. – Кто тут из вас курящий?

– Мы не курим, – сказал Щелчков; зубы его выстукивали морзянку.

– Они не курят, – сказал Матросов. – Наверное, пацаны – отличники. Звягин, ты у нас самый умный. Ну-ка спроси отличников что-нибудь из школьной программы. С трёх раз не ответят – устроим им проветривание мозгов.

Начинающий хулиган Звягин вышел из-за плеча Матросова. Он яростно наморщил лицо, отчего оно стало похоже на грушу из сухофруктов.

– Если два пацана, – начал он свой длинный вопрос, – поставили три фингала двум другим пацанам, а те, которым они эти фингалы поставили, первым двум поставили на один фингал меньше, спрашивается, сколько осталось неподбитыми у них у всех глаз?

Быстрее всех сосчитал Матросов, хотя вопрос был обращён не к нему.

– Один, – сказал он, ковыряя в носу. – Пять отнять четыре будет один.

– Три, – сказал я секундой позже. – Неподбитыми остались три глаза.

– Ясно, три, – подтвердил Щелчков.

Лицо у хулигана Матросова сделалось табачного цвета.

– Это как это? – Он опасно взглянул на Звягина. – От пяти, – он поднял пять пальцев, – отнять четыре… – Матросов загнул четыре. – Будет… – Он долго смотрел на палец, оставшийся после операции вычитания, и медленно шевелил губами. Лицо его расплылось в улыбке, из табачного превращаясь в розовое. – Один! – Он торжественно поднял палец, потом сложил из кулака фигу и покрутил ею у меня перед носом. – Накось выкуси, математик. А теперь проверим ответ на практике.

Матросов поплевал на кулак. Я напрягся, ожидая удара. Сзади сипло, как натруженный чайник, мне в затылок дышал Щелчков. Рука моя, не знаю зачем, сунулась в карман брюк. И сразу же нащупала коробок. Откуда он там взялся, не понимаю. Пальцем я погладил наклейку.

Только я это сделал, как сверху, с необхватного тополя, под которым мы все стояли, посыпались какие-то щепочки и прочий древесный вздор. Ветки наверху заскрипели.

Мы разом подняли головы.

Метрах в четырёх над землёй из рогатины раздвоенного ствола на нас глядело свиное рыло.

От этого угрюмого взгляда в голове моей стало пусто: оттуда выдуло и память о коробке, чудесным образом объявившемся у меня в кармане, и о коварном хулигане Матросове, и вообще обо всём на свете. На всякий случай я зажмурил глаза. Когда я их наконец разжмурил, вокруг стояли тишина и покой. Топот хулиганской четвёрки делался всё тише и тише и скоро затих совсем. Значит, от Матросова мы отделались. Оставалось свиное рыло.

Прикрывая руками голову, я с опаской взглянул наверх.

Рыло никуда не исчезло; молча пялилось на нас с высоты, и совершенно неясно было, какие мысли у него на уме. Так оно смотрело, молчало, потом сказало очень знакомым голосом:

– Ребята, это я – Шкипидаров. Снимите меня отсюда, я уже всю задницу отсидел!

Сзади зашевелился Щелчков.

– Какой же ты Шкипидаров, – сказал он, выступая вперёд. – У Шкипидарова лицо не такое. И вообще, Шкипидаров рыжий.

– Шкипидаров я, Шкипидаров, – не унималось свиное рыло. – Это я от погони спрятался.

Вплотную подойдя к дереву, Щелчков задумчиво поскрёб по стволу.

– Голос будто похожий, – сказал он, сощурив глаз. – Но лицо… – Он снова задумался. Потом хитро посмотрел на меня, подмигнул и спросил у рыла: – Слушай, если ты Шкипидаров, ответь-ка мне тогда на вопрос: в пятницу в школьной столовке сколько ты съел пирожков на спор с Барановым и Козловым?

– Одиннадцать, – ответило рыло. – Шесть с мясом и пять с повидлом.