Мужчина не стал бросаться словами о том, что я могу жить у него сколько моей душе угодно.

— Я обычно не такая невезучая, — добавила я, когда мы вернулись на кухню.

Он усадил меня за стол, и поставил чайник греться.

— Такая, Маша. Я тебя семилетней помню, у вас дома я часто бывал, когда служил. Вечно то котенка притащишь уличного, а у него лишай. То к собаке полезешь, и потом уколы от столбняка терпеть приходилось. Коленки вечно разодраны были, — усмехнулся Антон.

— Вы меня помните?

— Как забыть девочку, которая забиралась ко мне на колени, и жаловалась на мальчишек, которые на качелях мешают качаться. Я тебя рогатку учил делать, — рассмеялся мужчина.

И взглянул на меня, как на ребенка. И этот взгляд мне не нравится. Я привыкла, что мужчины во мне красивую девушку видят, а не мелочь.

Тут же захотелось, чтобы и этот конкретный мужчина взглянул на меня как на девушку.

Ужас, он меня совсем мелкой помнит, почему я-то его не помню?!

2. ГЛАВА 2

АНТОН

Разглядываю сидящую передо мной девчонку.

Смешная такая. Нахохлилась, как воробушек. То глазами в меня стреляет, то смущается.

Маша.

С ее отцом я познакомился в армии. Мой отец, пока был жив, дружил с ее отцом. И, разумеется, я бы вхож в их дом. Протекция, без этого никуда.

Кто-то зубными щетками коридоры чистил, или сугробы лопатой ровнял, а я катал Ивана Денисовича Баля. Так и сдружились.

И Машку я помню — живую, бесшабашную девчонку, которая любому пацану готова была настучать. Коленки вечно разбитые, в волосах колючки от репейника. Ее мать вечно вздыхала над очередным порванным сарафаном, а потом сдалась, решив, что леди из дочери не сделать.

И вот, эта «леди» сидит передо мной.

— Что? — нахохлилась она, поймав мой взгляд.

Я только хмыкнул.

Выросла. Красивая девчонка, даже очень. Но, по сути, ребенок еще. Сколько ей? Двадцать? Вроде да. Не сильно старше моего брата.

— Пей чай, мелочь.

— Я не мелочь! — вздернула она подбородок.

— Прости, конечно, ты взрослая женщина, — серьезно произнес я, посмеиваясь про себя.

И Маша приняла это за чистую монету.

Точно, ребенок.

Папина и мамина дочка. Помню, как над ней отец трясся. Вот и сегодня набрал меня, голос взволнованный. Оказывается, кровиночка разругалась с семьей, свинтила в другой город, а сейчас явилась к отцу под крылышко.

А отец в Москве, очередное повышение встречает.

— Ну и как ты докатилась до жизни такой? Рассказывай, — кивнул ей.

Маша отпила чай, стрельнула в меня глазами, словно решая — говорить, или нет.

Расскажет, никуда не денется. Юные девчонки любят поболтать о своих горестях. И точно, Маша вздохнула, поставила чашку на стол, и выдала:

— Я же отдельно жить решила, вот, в Тюмень подалась. Но пришлось уехать, я перевелась, сейчас онлайн можно это сделать. Мне комнату в общаге обещали, но какие-то иностранцы заехали. Вроде, китайские студенты, и прокатили меня с общагой. К папе поехала, а там ремонт, да и папы с его мадам нет. И денег нет, украли в поезде. Вот так я и докатилась… до тебя, — вдруг усмехнулась девушка.

Хм, слезоразлива не будет? Я даже почти настроился, но Маша удивила.

Хотя, чего это я? Помню прекрасно, какая она боевая была. Иногда капризничала, конечно, жаловалась, но ей быстро надоедало. Видимо, ничего не изменилось.

— Почему из Тюмени пришлось уехать? Ты же хотела самостоятельной жизни, разве нет?

Спросил. Хотя зачем? Сам не знаю.

С Иваном Денисовичем коротко поговорили об этом, но и того, что он мне сказал, достаточно было, чтобы вывод сделать. Разругалась семья, Маша собрала чемодан, и сбежала.

Очень «взрослый» поступок!