Остаток дня я провела, изучая особняк. Он оказался большим и очень красивым. Особенно для меня, не привыкшей к такой роскоши и пространству. Несколько гостиных, как общих, так и отдельно мужских и женских, музыкальный салон, огромный бальный зал с высокими окнами, малая и большая столовые, библиотека, зимний сад, просторные холлы с мягкими банкетками, где гости могли передохнуть от танцев, картинная галерея. В ней я остановилась, разглядывая портреты в тяжелых золоченых рамах, висевших по обе стороны. Мужчины, женщины, дети - все в старинных одеждах. Века сменялись веками, поколения поколениями, менялись одежды, менялись декорации - здесь были собраны все поколения рода Глоустер, одного из богатейших родов королевства. На самых последних портретах в галерее были изображены мой отец, граф Эдвард Глоустер, леди Инния Глоустер и я... Эльвира Глоустер. Леди Инния красовалась в голубом пышном атласном платье, отороченном пеной молочных кружев, с ожерельем из топазов и такими же серьгами. Отец выглядел на несколько лет моложе, чем сейчас - в парадном камзоле темно-синего цвета, с волосами до плеч и темно-серыми глазами, он стоял в кабинете, облокотившись рукой на резную спинку кресла. Судя по всему, Эльвира внешностью пошла не в него. На своем портрете я задержалась взглядом дольше всего. Было странно наблюдать себя (или почти себя), запечатленной не на фотографии, а написанной кистью художника. Эльвира была изображена в изумрудной амазонке, с волосами, убранными под небольшую шляпку с пером сбоку и длинной прозрачной вуалью сзади.
- Эльвира, Эльвира, сколько же загадок ты еще скрываешь, - подумала про себя, и уже собиралась пойти назад, как вдруг поняла, что меня смутило - одного портрета в галерее не хватало - портрета матери Эльвиры.
12. Глава 12
Где же он? Я вновь воззвала к воспоминаниям, что хранил в себе кулон, сейчас висевший у меня на шее и надежно спрятанный от чужих глаз. Они мелькали у меня в сознании какими-то отрывками. Кажется, Эльвира вообще не помнила своей матери. Вот маленькая девочка, которую держит за ручонку няня, стоит на крыльце в нарядном платьице и встречает новую хозяйку дома, которую привез отец после их свадьбы - эффектная блондинка, одетая в роскошное белоснежное кружевное платье, выходит из кареты, и идет под руку со своим новоиспеченном мужем с гордо поднятой головой.
- Эльвира, - говорит граф, - познакомься, это леди Инния, моя жена и твоя новая мама.
Девочка снизу-вверх смотрит на улыбку красивой дамы, которая не затрагивает ее холодных голубых глаз, и опустив головку, приседает в изящном книксене, который она разучила только накануне вечером, желая понравится своей новой маме.
- Эльвира, следи за локтями! Что за манеры! - резкий окрик мачехи заставляет девочку сжаться за обеденным столом и опустить руки на колени. Она боится вновь что-то сделать не так, поэтому делает вид, что больше не голодна.
- Здесь мы сделаем женские гостевые покои. А может и детскую. Давно пора вынести отсюда это старье, - леди Инния ходит по гостиной покоев, в которых когда-то жила мать Эльвиры, и раздает служанкам указания, брезгливо при этом морщась. - Одежду выбросите, все безделушки в коробки и на чердак, позже разберусь, что с ними делать, шкатулки перенесите в мои покои. Да, и снимите уже этот ее портрет в галерее, его тоже отнесите на чердак. А с Эдвардом я этот вопрос улажу.
Маленькая девочка, затаив дыхание, стоит в коридоре за дверью, где ее не видно, и слушает слова мачехи. Она не помнит свою маму, и не ходила в ее покои, так как они после ее смерти всегда были закрыты. Но ей жалко портрет в галерее. Он - единственное в доме, что напоминает ей о маме. И она часто тайком пробирается туда и, остановившись, подолгу рассматривает ту, что подарила ей жизнь, рассказывая ей о своих горестях и затаенных надеждах. И иногда ей кажется, что мамины яркие зеленые глаза, совсем как у нее, смотрят на нее с сочувствием и любовью - любовью, которой ей теперь так не хватает в этом доме...