, «Искусство Большой Боли». Огневский стал расспрашивать – и обалдел.

Эта поразительная дисциплина состояла в том, чтобы терпеть физические страдания во всех проявлениях, чтобы в итоге начать управлять болью, и, если надо, отключать ее, двигаясь таким образом почти к неуязвимости.

Андрей стал набиваться в ученики, хоть и без особой надежды. Старый Ван просто попросил поведать о своей жизни. Послушал – уж у Огневского было что рассказать. И выдал вердикт: «Ты достаточно хорошо знаком с Болью. Ты принят в обучение».

Начались занятия, и наука оказалась та еще… Слова «Большая Боль» тут были не для красоты. Огневского лупили руками, ногами и орудиями разной степени тяжести. Первые полгода он ходил весь в синяках, а местами и забинтованный. Хорошо хоть, в офис надо носить костюм, под ним большинство повреждений не видно, иначе б давно начальство забеспокоилось. Пару раз все же приходилось брать в «Хунлуне» отгулы, когда видок был совсем никуда.

Но со временем наука показала свою эффективность, тело и дух окрепли. Удары, от которых неподготовленный человек отправился бы в обморок, Огневский теперь умел выдерживать на ногах. Главное было дышать особым образом, напрягать и расслаблять нужные мышцы, мысленно направляя ци, жизненную энергию, в пораженное место.

Но все же частенько, на следующий день после тренировки, когда Большая Боль царила сразу во многих местах избитого тела, Огневский сердито думал: «Наверно, я в душе просто мазохист. Вписался в какой-то китайский БДСМ…»


И вот полгода назад, под конец душного гонконгского лета, Андрей явился к Учителю Боли на очередное занятие. Ван жил в здоровенной угрюмой высотке, но условия имел неплохие. Квартирка хоть и небольшая, зато на последнем этаже, и есть свой кусок крыши с чумовым видом на город. Там старик обычно и тренировал учеников.

Церемонно, как положено, поздоровавшись по-кантонски, Огневский спросил:

– Что проходим сегодня?

Даже спустя два года занятий эта тема каждый раз волновала: по какому месту сегодня будут лупить? У Вана, кажется, никогда не оскудевала жестокая фантазия, места и способы битья менялись регулярно.

– Сегодня будет спарринг, – неожиданно заявил дед. – Я ведь завтра уезжаю в Сингапур, на целых три недели. Помнишь, я говорил? Нам обоим неплохо размяться перед перерывом.

Огневский вспомнил, что учитель говорил несколько раз, – он ложится на операцию в сингапурскую клинику, что-то очень сложное, на глазу. Мастерство мастерством, а возраст дает о себе знать – Вану, пожалуй, под семьдесят.

Андрей не успел ничего ответить, как старик уже бросился на него, метя в голову серией быстрых двоек.

Спарринги учитель устраивал редко, но Огневскому они очень нравились. Во-первых, все лучше, чем просто терпеть избиения, – можно, наконец, и в ответку старому изуверу двинуть. Причем в полную силу – Ван, при его уровне датун-шу, умел почти полностью подавлять болевые ощущения. Поначалу Огневский не решался, но потом пару раз таки отвел душу и стукнул старика как положено. А тот и глазом не повел, даже когда прилетало крепко, в печень или колено. Так что сейчас можно было себя не сдерживать.

«Легко ему, наверно, будет на операциях, – думал Андрей. – Боли-то не чувствует…»

Ван, впрочем, тоже в долгу не оставался, лупил так, что будь здоров. По технике сейчас выигрывал учитель – ему удавалось провести по Андрею больше ударов, чем получать в ответ. Хотя было видно, что устает он быстрее ученика, еще очень молодого и крепкого.

Тут в сверкающую тишину боя ворвался совсем неожиданный звук – трезвон мобильного телефона. Учитель жестом велел остановиться, так что Огневский застыл в состоянии замаха для удара ногой, чуть не упал на бетонный пол террасы.