– Кстати, – подал голос старик в ошейнике. – Каковы границы твоих способностей? Как долго ты можешь обходиться без воздуха? Опасны ли для тебя огонь и железо? Подвержен ли ты болезням? Есть ли мера твоим силам? И наконец, смертен ли ты?

– Смертно все, включая небо и землю. Несколько раз я тяжело болел, но всегда преодолевал хворь. Правда, это было давно. Насчет огня и железа ответить затрудняюсь. Зависит от того, сколько огня и какое железо. Совсем без воздуха я обходиться не могу, но в случае нужды умею дышать очень экономно. О других своих способностях распространяться не буду. Их лучше испытать на деле.

– Ты таким родился?

– Нет. Проходя через многочисленные миры, я каждый раз немного менялся. Иногда эти изменения были естественны, иногда – насильственны. Силу мышц и прочность кожи мне даровала любимая женщина, но к этому ее принудил отец, один из величайших негодяев, с каким мне только пришлось встретиться.

– Случалось ли тебе использовать свою силу во вред людям?

– Да, когда мне приходится защищаться.

– Слыхал ли ты в других мирах о городе Дите?

– Нет, – ответил я, подумал немного и повторил: – Нет.

Старик хотел спросить еще что-то, но женщина-Блюститель опередила его:

– Нас не удивляют твои россказни. Изнанка живет не правдой, а ложью, в которой основательно поднаторела. Ваша главная цель – полностью извратить этот мир, уподобив его Изнанке. За пределами стен вы уже преуспели, особенно в Приокаемье. Но мы вам не поддадимся. Запомни это. Мы скопили достаточно сил, чтобы противостоять нашествию.

– Тогда я весьма рад за вас, сестричка, – сказал я как можно более смиренно. – Продолжайте в том же духе и дальше. Когда Изнанка рухнет, я буду это только приветствовать.

– И ты еще смеешь издеваться над нами, – сказано это было уже совсем печально. – Нельзя устраивать ночлег в зверином логове и нельзя давать приют перевертню. Так сказано в Заветах. Никогда досель исчадие Изнанки не удостаивалось чести предстать перед Сходкой Блюстителей. Это противоестественно. Кто-то плетет гнусные интриги. И я, кажется, знаю, кто он.

– Выражайся пристойно, любезная Ирлеф, – сказал тот из членов Сходки, который, стоя рядом с Хавром, время от времени переговаривался с ним. – Что позволено Блюстителю Бастионов, не подобает Блюстителю Заветов.

– Когда дело идет о жизни и смерти, о незыблемости стен и нашем будущем, уместны любые выражения. Хватит болтать впустую. Пора решить судьбу этого перевертня.

– Это никогда не поздно, – возразил щербатый. – Неразумно губить даже самого непримиримого врага, не выведав его планы. Когда еще в наших руках окажется подобный гость?

– Каждая минута его пребывания здесь опасна, – настаивала Ирлеф. – Никто не знает, на что он способен на самом деле. Возможно, он умеет читать чужие мысли, выжигать память, внушать дурные поступки.

– Я этого пока не ощущаю, – щербатый, видимо, попытался улыбнуться, но его изуродованное лицо перекосилось в жуткой гримасе. – Пусть скажет, согласен ли он в случае прощения стать законопослушным горожанином, все труды и помыслы которого будут направлены на благо Дита. Обещает ли бороться с нашими врагами, кем бы они ни оказались и где бы ни встретились.

– Я согласен какое-то время послужить вам, если, конечно, это не будет связано с бессмысленным кровопролитием. Но остаться надолго не могу. Меня гонят вперед куда более могущественные силы, чем вы это себе можете представить. Попробуйте остановить реку. Она или прорвет запруду, или превратится в болото.

– Даже сейчас ты не хочешь повиниться, попросить о снисхождении, – словно сожалея о моей беспутной судьбе, сказала Ирлеф. – Разве это не ты причинил нам столько бед? Что скажет на это Блюститель Площадей и Улиц?