– Отставить, – проворчал Ахмет. – Рановато праздновать.
– Так замерзли же. – Серега стучал зубами. – Выпить нужно, командир, а то окочуримся на хрен.
– Отставить, я сказал! – повысил голос Затулин. – Полонский, спрячь бутылку, потом разберемся. Заняться больше нечем?
Что-то было не так. Да, черт возьми, все было не так! Но нет, во всем этом ужасе, который, казалось бы, стабилизировался, имелось что-то, особенно беспокоящее. Баржа раскачивалась во всех возможных плоскостях, и все же он почувствовал какими-то «нивелирами» в организме, что носовая часть немного накренилась. Снова жарко стало в голове. Пробоина! Тонем! Он в ужасе вскочил.
Нет, спокойно, без суеты. В барже имеются герметичные отсеки, в том числе двойное дно. Они не дадут ей быстро затонуть. Ахмет лаконично отдавал приказы, хотя в голове царила каша. Он неважно ориентировался в морском деле, но это ничего, в детстве плавал по Волге на катерах, отец был капитаном пассажирского теплохода. Не такой уж он профан! Дрожащие от холода люди взяли горящие свечи и поволоклись в трюм через машинное отделение. Особых повреждений там не наблюдалось, только солярка из двигателя вылилась на пол. Картошка, хранимая почему-то именно здесь, рассыпалась и благополучно мокла в солярке.
– Полонский, собрать картошку, – распорядился Ахмет.
– На хрена? – удивился боец. – Ее же есть теперь невозможно, она в мазуте вся. Ты что, Ахмет, зимовать на этом корыте собрался?
– Разговорчики, – отрезал Затулин. – Собрать, говорю.
Качка становилась терпимой, солдаты уже не летали от стены к стене. Они спускались в трюм, держа свечи над головой. Федорчук первым провалился в воду и взвыл, когда лютый холод пробрал до костей. Носовую часть действительно затопило. Часть перекрытий между днищами оказалась сломанной, туда он и ухнул. Парень согнулся в три погибели и медленно пробирался вперед. Было слышно, как клацают от холода его зубы. Остальные остановились. Всей толпой в суженном пространстве делать было нечего.
– Может, помпой откачаем? – неуверенно предложил Серега, присаживаясь на корточки. – Тут вроде есть ручная помпа.
Водоотливная помпа на борту действительно имелась, а также весь набор рукавов и шлангов. Но какой смысл откачивать воду, если она продолжает поступать через пробоину? Нужно отыскать повреждение – всем хотелось верить, что оно не фатальное, – ликвидировать течь, а уж потом откачивать.
Ахмет рублеными фразами обрисовал ситуацию и осведомился:
– Вовка, справишься?
– Ох, грехи наши тяжкие, – бормотал из полумрака Федорчук, который едва мог говорить, зубы выбивали чечетку. – Справлюсь, мужики, вы только все сюда не лезьте, самому тесно. Не знаю, как вы меня отогревать будете, я уже дуба даю. – Он полез в темноту по пояс в воде, обо что-то запинался, бился головой, медленно продвигался к носу.
– Полонский, живо в кубрик, – приказал Ахмет. – Делай что хочешь, но чтобы печка горела, было сухо, тепло, никакой воды на полу и полный порядок во вверенном помещении. Живо! Мы ноги протянем без сушилки, понимаешь нехитрую мысль?
– И кантики на кроватях не забудь подбить, – стонал из темноты Федорчук. – Не вздумай водку там пить, мы проверим!
– Ахмет, ну как же так? – расстроился Филипп. – Вы тут сопли морозить будете, а я там словно баба какая-то…
– И почему мне приходится несколько раз повторять? – вскипел Ахмет. – Ты словно и не в армии, боец. Вперед! Твой фронт работ не менее ответственен, чем наш. Будет нужда, позовем, сменишь.
Через пару минут дубеющий от холода Федорчук отыскал пробоину. От удара о ледовую корку шов в борту разошелся на несколько сантиметров чуть выше ватерлинии. Солдатам несказанно повезло! Образуйся течь ниже, и судно осело бы наполовину.