– Берешь кусок мяса, насаживаешь на крючок и ловишь, – подсказал Полонский. – Можно и на картошку попробовать, но что-то мне подсказывает, что мы зазря ее изведем.

– Можно блесну сообразить, – сказал Серега. – Из ножа или еще какой фиговины. В общем, стоит подумать, пацаны. Ну не верю, – возмутился он. – Неужели мы не можем ничего придумать? Как жили люди, потерпевшие кораблекрушение, на необитаемых островах? Тот же Робинзон Крузо? Или эти… которые у Жюля Верна на «Таинственном острове»?

– Ну ты хватил, – засмеялся Полонский. – У Робинзона провианта было – гора! Ему общения по жизни не хватало, а всего остального – хоть завались. Козы, птицы, рыба… Хочешь, удочкой лови, хочешь, сетью, можно силки на пернатых ставить, а козы ему давали не только мясо, но и молоко, сыр, масло. Он один производил продуктов столько, сколько наш среднестатистический колхоз не делает. А ту четверку на «Таинственном острове» жизнь вообще баловала. Работай, развивайся, природа щедра и хлебосольна, ни тебе парткомов, ни тебе профкомов…

– А чем тебе парткомы не угодили? – ревниво среагировал Серега.

– Прости, увлекся, – спохватился Филипп. – Ты прав, Серега. Лучше что-то делать, чем вообще ничего не делать. Не получится – хоть время проведем, приблизим час нашего радостного спасения.

Утром взорам рядового состава караула, вылезшего на свежий воздух, предстало занимательное зрелище. По палубе, давно оттаявшей от снега, под лучами утреннего солнца бегал кругами сержант Затулин. Он был обнажен по пояс, тяжело дышал, обливался потом, хотя температура не превышала восьми градусов по Цельсию. Пробегая мимо рубки, Ахмет сипло бурчал: «Восемнадцать… Девятнадцать…» На двадцатом круге он пошел шагом, начал делать разминку, приседания, потом принялся отжиматься от палубы.

Командир покосился на праздно любопытствующих подчиненных и буркнул:

– Чего уставились?

– Хлеба нет, так хоть зрелище, – вздохнул Полонский. – Мы бы лучше полюбовались на вертолет с символикой Тихоокеанского флота, но ладно, раз его нет… Ахмет, скажи, ты это всерьез? Такое занятие избавит нас от холода и жажды или только усилит то и другое?

– Вот поэтому я и не заставляю вас повторять мои движения, – проворчал Ахмет. – А мне это нужно. В здоровом теле здоровый дух, понимаете? Если хотите, присоединяйтесь, если нет – приказывать не имею права. А мне вот, в отличие от вас, лентяев, уже неплохо. – Он развернул плечи, надменно улыбнулся, но что-то пошло не так.

Сержант покачнулся, побледнел и прислонился к борту.

После обеда произошло еще одно событие. На подгибающихся ногах в кубрик втащился Вовка Федорчук со счастливой улыбкой и двумя полными ведрами. В них была вода, хотя на поверхности плавали подозрительные масляные пятна, отливающие перламутром.

– Вода, – торжественно объявил Федорчук, пристраивая ведра у стены. – Из двигателя слил. С маслицем, с солярочкой, но это ерунда. Там еще немного осталось – с полведра можно отжать.

Солдаты оживились, столпились у ведер. Серега сунул в воду грязный палец, за что едва не получил по шее, поднес его к глазам, понюхал, сделал скорбное лицо.

– Дегустировать будем? – спросил Филипп.

– Кто? – сглотнул Серега.

– Ты.

– Почему я?

– Ну как почему, – начал разглагольствовать Филипп. – По мнению некоторых мыслителей, вся наша жизнь – это медленная мучительная смерть. Есть множество способов ее ускорить.

– А ну отставить философию Гегеля, – поморщился сержант. – Ладно, расступились со своими нежными желудками. – Он опустился на колени, зачерпнул кружку почти доверху, выдохнул с таким видом, словно собрался выпить кружку спирта, сделал несколько осторожных глотков, печально воззрился на Серегу и передал ему посудину.