И хоть Фёдор Игнатьевич обращался к Кате, с каким-то странным, не присущим ему выражением лица, он смотрел на человека, сидящего спиной к застывшей в дверях девушке.
У Малейкиных в доме часто бывали чужие люди - положение отца обязывало "приносить работу домой", как глава семьи любил повторять. И обычно на детей эти чужие люди внимания практически не обращали, как, впрочем, и дети на них. Отец четко разделял работу и семью, поэтому одно с другим почти никогда не смешивалось. Вопросы решались в кабинете, люди уходили, попутно поздоровавшись с теми, кто встречался на пути, и на подобные визиты никто не обращал особого внимания.
Но сейчас мужчина, вальяжно развалившийся в кресле, повел себя иначе, чем и заставил Катю приглядеться к себе. Он неспеша повернул голову в сторону девушки. Прищуренные, словно у близорукого человека, глаза пристально уставились в Катино лицо. И Катя смутилась. Во взгляде этого человека она каким-то непостижимым образом почувствовала жгучий интерес к себе самой, который был непонятен и необъясним, потому хотя бы, что мужчина казался Кате незнакомым. И это ведь было даже неприлично так рассматривать! И папа должен был обязательно сделать замечание! Но не сделал... И Кате стало неприятно настолько, что она неожиданно для себя тоже смерила взглядом незнакомца, гордо выпрямив спину.
- Познакомься, Катенька, это Радулов Виктор Антонович, промышленник, владелец мебельных фабрик, сталилейного завода, ювелирных... - наконец, очнулся Федор Игнатьевич.
- Друг мой, ни к чему перечислять девушке все источники моего дохода, - неожиданно низким и неприятным голосом перебил Малейкина посетитель.
Он всё также не сводил глаз с Кати. И ей почему-то подумалось, что примерно так он выбирает товар на рынке... приценивается к ней, как будто она - это не она вовсе, а... самовар с медалями! Это тот самый Радулов-кровопийца? Или другой? Но разве такие совпадения бывают?
- Катерина, - между тем продолжал Радулов. - Я бы хотел сопровождать вас и вашу семью на бал!
- Это вам, наверное, с папенькой решать нужно, - не понимая, куда он клонит, неуверенно ответила девушка.
- Что же ты, Фёдор, дочери не объяснил, не рассказал, зачем я приду? - мерзкий взгляд, наконец, переполз на отца, и Катя с облегчением выдохнула, желая сейчас только одного - побыстрее убежать из отцовского кабинета.
- Катя, - смущенно, неуверенно как-то, словно сомневаясь в собственных словах, проговорил отец. - Виктор Антонович оказал нам великую честь - он хочет просить твоей руки, дочка!..
... - Барышня... Нет, Катюша мне всё-таки нравится больше, скажи, только честно, думала обо мне сегодня?
Глубокий, мягкий голос, словно бархатом касается моей кожи. Хотя, как он касаться может - Марк ведь находится в нескольких сотнях километров от нашего города. Но у меня ощущение именно прикосновения! И мурашки бегут по телу - от страха... и совсем немного от странного необъяснимого удовольствия. Хотя почему необъяснимого - его голос ведь не зря напомнил мне бархат, он прекрасен...
И мне совсем не страшно с ним разговаривать! И пусть целый вечер накручивала себя и была уверена, что не возьму трубку! Пусть взяла только на третьем звонке! Сейчас-то мне страшно не было совершенно! Он ведь далеко? Так чего бояться?
- Катя, ты меня слышишь? - тревожно спросил он. - Это ты вообще? Или у тебя телефон сперли?
18. 18 глава. Катя
- Я. Это всего лишь я. Слышу. Молчу потому, что твой голос непривычно звучит в трубке телефона - не сразу узнала, - безбожно вру, но сказать правду о том, что мне хотелось его просто послушать, даже в слова не вникая, конечно, не могу.